Крёстные матери. Женщины Коза ностры, Каморры, Ндрангеты - Алекс Перри

В основном Дениз проводила дни, пытаясь учиться у своей тети Марисы, с которой теперь жила. С тех пор как Лея впервые выступила с разоблачениями Ндрангеты в 1996 году, Мариса была вынуждена ежедневно играть роль в Пальярелле. Чтобы убедить всю деревню, что им не нужно в ней сомневаться, Марисе приходилось не просто лгать, но и жить этой ложью. В своем сознании она подавляла любые чувства привязанности к Лее и сосредоточивалась вместо этого на обиде на сестру за доставленные неприятности. Дениз поняла, что ей тоже придется научиться ненавидеть свою мать. «Я знала свою тетю и ее семью, – сказала Дениз. – Я знала, как они мыслят. Моей идеей было понять их менталитет и посмотреть, смогу ли я тоже придумать, как здесь жить. Я не хотела закончить, как моя мать. Я хотела продолжать жить».

V

Дениз была не единственной, кто жил ложью в Пальярелле. Наблюдение за дочерью Леи давало карабинерам одну из лучших зацепок для выяснения судьбы Леи. Но любое напоминание о связи государства с Леей или любой намек на то, что она может продолжиться с ее дочерью, были бы достаточны, чтобы погубить Дениз. Карабинеры решили, что единственным видимым присутствием государства в Пальярелле должен оставаться единственный деревенский полицейский. Однако незаметно и неслышно десятки офицеров день и ночь наблюдали за Пальярелле.

За годы вызов, брошенный мафией, вынудил итальянские спецслужбы к инновациям. Необходимость преследовать жестоких ндрангетистов в горной местности привела калабрийских карабинеров к созданию уникального спецподразделения в стиле Сил специального назначения – cacciatori («охотники»), отряда, состоящего из снайперов, саперов, операторов тяжелого вооружения, пилотов вертолетов и альпинистов. Вид вооруженного вертолета cacciatori, летящего низко над горами Аспромонте, отрезвлял любого, кто сомневался, что государство ведет войну на юге Италии.

Но даже ресурсы cacciatori бледнели по сравнению с теми, которыми располагали итальянские подразделения тайной разведки. Во всем мире лишь немногие специализированные полицейские подразделения имеют право прослушивать телефонные разговоры подозреваемых или вести за ними электронную слежку. В Италии масштаб мафиозной угрозы был таков, что все три полицейские силы – внутренняя полиция (Polizia di Stato), милитаризированные карабинеры (Carabinieri) и Финансовая гвардия (Guardia di Finanza), специализирующаяся на экономических преступлениях, – имели подразделения слежки, насчитывавшие тысячи сотрудников. В 2009 году итальянское государство прослушивало в общей сложности 119 553 телефонные линии и имело 11 119 прослушивающих устройств (жучков). Почти ни один вид разведки не был запрещен. Чтобы установить местонахождение целей, офицеры в штатском следили за ними, снимали их скрытыми мини-камерами и крупными телеобъективами, установленными на расстоянии – в несколько миль через долину в случае с Пальярелле, – и отслеживали сигнал GPS их телефонов. Чтобы выяснить, о чем говорят объекты, они взламывали их текстовые сообщения, телефонные разговоры, электронные письма и чаты в соцсетях.

В Реджо почти весь этаж элегантного здания, служившего штаб-квартирой городских карабинеров, был превращен в гудящее поле электронного шпионажа. В центре находилась диспетчерская, откуда координировались погони и операции. Вокруг нее располагались двадцать меньших кабинетов, каждый из которых был посвящен отдельной операции слежки. Каждая комната была забита десятками экранов, серверов, модемов и извивающимися толстыми черными проводами. Работая без перерыва шестичасовыми сменами, которые шли непрерывно днем и ночью, офицеры в Реджо и идентичная команда в Милане годами следили за боссами вроде Карло. Отобранные за знание диалектов и способность вживаться в шкуру объектов, операторы знали своих подопечных так хорошо, что могли расшифровать смысл их слов по эвфемизму или даже интонации. Калабрийские команды также обладали особым мастерством в установке жучков. Они устанавливали устройства в машины, дома и сады. Они прослушивали подвальную прачечную, чье подземное расположение, блокирующее сигнал, делало ее излюбленным местом встреч Ндрангеты. Они прослушивали апельсиновую рощу, где любил проводить встречи один босс, и по той же причине прослушивали лес. Однажды они даже прослушивали дорогу, по которой прогуливался один босс, разрывая асфальт и укладывая его заново с гудроном, в который были встроены прослушивающие устройства.

Такая предприимчивость приносила результаты. В начале 2008 года группа, охотящаяся на верховного лидера Ндрангеты Паскуале Конделло, которому на тот момент было пятьдесят семь лет и который скрывался восемнадцать лет, заметила, что каждые две недели, словно по расписанию, племянник Конделло отрывается от слежки в центре Реджо, пересаживаясь с заднего сиденья одного мотоцикла на другой в серии отрепетированных пересадок. Карабинеры были убеждены, что эти маневры были подготовкой к встрече с Конделло. Однажды офицер заметил, что племянник всегда носит один и тот же шлем. Несколько ночей спустя офицер карабинеров проколол глушитель на машине, затем проехался туда-сюда перед домом племянника, чтобы заглушить звук взлома, когда второй офицер проник внутрь и заменил шлем на идентичный, но со встроенным маячком. Когда пришло время следующей встречи, карабинеры проследили за племянником через его обычные акробатические пересадки, а затем, используя маячок, дошли до небольшого розового дома в переулке на южной окраине Реджо-ди-Калабрия. Окруженный более чем сотней cacciatori, Конделло сдался без боя.

Именно на этой передовой Алессандра представляла себя работающей, когда переводилась в Калабрию. Но нехватка кадров означала, что по прибытии ее назначили судьей города Реджо. Несмотря на ее знание Милана и Калабрии и интерес к женщинам Ндрангеты, она была вынуждена наблюдать за развитием дела Леи Гаролафо со стороны.

Тем не менее у такого мягкого старта были преимущества. Во-первых, ненапряженный график оставлял много времени для изучения местности. Алессандра следила за ходом текущих расследований, общаясь с офицерами в штабе карабинеров, в нескольких минутах ходьбы от Дворца правосудия. В остальное время она исследовала историю Ндрангеты. В своем кабинете она собрала стопки материалов дел, расшифровок прослушки карабинеров, показаний пентити, академических статей, исторических книг и даже описаний калабрийского фольклора.

Для сицилийки вроде Алессандры происхождение Ндрангеты казалось знакомым. Организация была сильнее всего не в больших городах, а в сотнях маленьких горных деревушек вроде Пальярелле, притаившихся в долинах, уходящих от побережья. Как и на Сицилии, многие из этих поселений были колыбелью одних из первых цивилизаций Европы. Алессандра читала, как в калабрийских пещерах были найдены изображения быков, датируемые 12 000 годом до н.э. К 530 году до н.э. Пифагор преподавал математику в Кротоне (позже Кротоне) на равнине ниже Пальярелле, в то время как жители соседнего Сибариса пили вино, подведенное к их домам по «винодуктам» (vinoducts). Как и сицилийцы, калабрийцы имели свой собственный архаичный язык, в данном случае греканико (Grecanico), греческий диалект, сохранившийся со Средних веков, когда Калабрия была частью Византийской империи.

Еще одно сходство Калабрии с Сицилией: с самого начала это была обособленная земля. Многие долины были доступны только с моря, естественно изолированные крутыми