Записки москвича - Дмитрий Владимирович Кошлаков-Крестовский

и вот уже шахматы завладели нашими умами, да и мечта стала уже другая – не на батарейках, а на двух прекрасных ножках и с чарующими светло-русыми волосами. Вот и школа позади. И, чтобы купить бутылку шипучего напитка и, придя на свидание с веткой сирени, окончательно покорить ту, о которой грезил, решили мы продать этот луноход на толкучке у того самого магазина «Детский мир». Завершая, как нам тогда казалось, жизненный цикл под названием – детство. Времена были неспокойные. Магазины пусты, а улицы города превратились в один сплошной рынок. Рынок разделялся, как отделы в магазине. У магазина «Галантерея» торговали расчёсками, бигуди и мылом. У магазина «Женская одежда» – колготками, трусами и лифчиками. У магазина «Охота и рыбалка» – грузилами, крючками и удочками. И только водкой, и кассетами для видеомагнитофонов торговали везде. Мы расположились в ряду «электрической игрушки», но зоркие стражи порядка чуть не уволокли нас в участок, лишив меня дополнительного блеска при встрече, а позже и самой чаровницы.

Но во всём нужно искать хорошее – стал бы мой друг-одноклассник тем, кем он стал спустя несколько лет, если бы… Но это совсем другая история.

Давно это было…

Давно это было…

Детское увлечение моделированием самолётов настолько захватило меня в свои объятия, что всё свободное время я только и тратил на оттачивание мастерства склеивания пластмассовых моделей. Сами по себе модели разделялись на отечественные и импортные. Импортные из восточной Германии отличались чистотой отливки, качеством материала и декалей (это такие специальные переводные картинки). Отечественные модели производились, как мне кажется, по остаточному признаку – остаётся от солдатиков и кукл пластмасса, так давайте сделаем модель самолёта. Но качество литья и материала не имело значения, если руки росли из нужного места, а в руках были дефицитные (это слово можно было бы не писать, потому что всё, кроме спичек было дефицитным) надфили (это такие маленькие, но совсем не игрушечные напильнички). Бывали и модели, которые выпускали в рамках производственных программ продуктов широкого потребления (ширпотреба) закрытые предприятия военно-промышленного комплекса нашей страны. Качество у них было лучше, и можно было легко определить, где произведена та или иная модель. И практически у всех отечественных моделей отсутствовало название самолёта, чью модель предлагалось собрать, ведь многие модели представляли страны капиталистического лагеря, и те самые переводные картинки, которыми были укомплектованы восточногерманские модели. Нужно отметить, что в классе я был не один в своём увлечении и мы создали даже некоторое подобие биржи по обмену моделями и красками. Модели привозились из разных уголков страны, а краски покупались у ассирийцев в маленьких будочках «Чистка обуви», которые были разбросаны по всей Москве. У меня был свой «поставщик» из будки, которая стояла у магазина «Ткани» у Никитских ворот. Пожилой вечно небритый или быстро обрастающий ассириец за 40 копеек продавал мне краску, разлитую в одном из гаражей столицы в баночки от «зелёнки». Масштабы хобби набирали обороты как турбина сверхзвукового самолёта. Под кальку были сведены все новейшие иностранные военные самолёты, которые публиковались в «Военном вестнике», который выписывал сосед сверху дядя Серёжа, полковник ГРУ. Полки были заставлены моделями, а в мечтах я неизменно сидел за штурвалом самолёта, летя над облаками навстречу восходу. А в наушниках у меня пел Юрий Антонов: «Только в полётах живут самолёты».

Но пришло время, когда нужно было определяться с профессией, а как следствие – выбором ВУЗа. Без капли сомнения я выбрал Московский авиационный институт. Долгих два года, вечерами по понедельникам и средам, я ходил на занятия физико-математической школы при орденоносном ВУЗе. Учили нас физике и математике преподаватели и аспиранты, заражая любовью и уважением к институту. Но я взрослел, и мечты о небе стали сменяться более прозаичными мечтами. И когда настало время экзаменационных испытаний, а преимущество окончания физмат школы давало право на испытания по одному предмету, я сдал пустой листок. Этот пустой лист позволил тем, неизвестным мне юноше или девушке, осуществить свою мечту. А мне начать писать свою новую историю на том самом чистом листочке из тетрадки за две копейки.

Давно это было…

Давно это было…

И вот, когда пустой клетчатый листок перестал сниться в страшных снах моим дорогим родственникам, собрался большой семейный совет с одним единственным вопросом на повестке дня – как же поступать со мной, ступившим на путь «позора» семьи. Никто, а особенно мой дорогой дедушка, и в страшных снах не мог себе представить, что я не буду учиться в институте. Об армии, как об оплоте чего-то страшного и ломающего раз и навсегда жизнь, хотя дедушка служил офицером в далёких песках Туркмении долгие годы, даже и думать запрещалось. Но, справедливости ради, нужно отметить, что до наступления призывного возраста у меня был год и я имел шанс получить высшее образование. Наверное, поэтому я не предавал совершенно никакого значения отсутствию в кармане студенческого билета. Школу я закончил прекрасную и получил в июне не только аттестат зрелости, но и удостоверение техника-программиста. Таким образом, из списка возможных трудоустройств на ближайшие девять месяцев решительно были вычеркнуты такие специальности как дворник, почтальон, грузчик. Я было заикнулся о возможности работы в сфере торговли или общепита, но под укоряющими взглядами мигом замолчал и стал ждать. Дозвониться в дни ожидания нам домой было невозможно. Звонили мы, звонили нам. Родственники, знакомые, друзья семьи и просто сослуживцы моих домочадцев. У меня в какой-то момент сложилось впечатление, что вся Москва озабочена моей судьбой на ближайший год. И от этого мне с каждым часом становилось немного не по себе. Решение нашлось к вечеру следующего дня. Подруга семьи, с больше никогда мне в жизни не встречающимся именем – Сталина и совершенно на тот момент для меня новым отчеством – Хамидовна, с радостью для домочадцев сообщила, что поговорила с начальником отдела, в котором сама работала, и он готов меня принять на должность техника-программиста с окладом согласно штатному расписанию. Мне давался месяц для отдыха, хотя я и так не особо устал, и 4 сентября (ох, как много окажется связанным у меня с этим числом) 1989 года я вышел на работу в сектор сопровождения обработки почты Мосгорисполкома, отдела огромнейшей по тем временам структуры Научно-производственного объединения автоматизированных систем управления «Москва». Так началась для меня совершенно новая жизнь, которую я пил залпом, как ключевую воду из только