Записки москвича - Дмитрий Владимирович Кошлаков-Крестовский

Одно из, пожалуй, основных состояний в молодости – желание быть независимым. В молодости нам кажется, что независимость – это признак взрослости. Мы принимаем сомнительные решения, о которых потом приходится сожалеть. Мы считаем себя умнее остальных, а особенно родителей, которые вечно лезут со своими советами. Мы совершаем поступки, безрассудность которых понимаем значительно позже.

И, конечно же, одной из форм независимости являются собственные деньги. Чтобы не просить у папы и мамы на кино и мороженое. Или, да, что греха таить, прося на мороженое, тратить их на сигареты и пиво. И, когда появляется возможность как-то заработать, молодость опрометью бросается на любое предложение. Не все эти предложения бывают достойными, и потом зачастую эта независимость становится зависимой от помощи родителей. Но сейчас не об этом.

– Не знаю, знаете ли вы, но при поддержке райкома комсомола выделены несколько мест для работы школьникам, – немного грассируя букву «р» после прозвеневшего звонка на перемену, говорил наш учитель Экономической географии Сергей Валерьевич.

– Если кто-то хочет попробовать свои силы и официально начать свой трудовой стаж, поднимите руки, – продолжал СерВал (так его за глаза звала вся школа. – Особенно, думаю, это может быть интересно тем ребятам, кто будет поступать в медицинские институты, поскольку есть несколько мест в поликлиниках. А это начало трудового стажа в лечебном учреждении. Но есть ещё и места в отделениях Почты.

Рук было не очень много, но среди тех, кто поднял руку, был и я. А поскольку я не собирался быть врачом, и работать в поликлинике мне было неинтересно, да и выбора особого не было, я решил попробовать свои силы в одном из почтовых отделений столицы.

С направлением из райкома комсомола, характеристикой из школы и верой в свои силы я предстал перед начальником одного из отделений, которое располагалось в районе Фили.

– Конечно, нам нужны сотрудники, но детей у нас ещё не было, – начала знакомство со мной начальница отделения, женщина средних лет с густо накрашенными красными губами и в синем халате. – Есть у нас место в отделе доставки. Работа там не сложная, с деньгами не связана. Но ответственная. Выдача посылок и крупных бандеролей.

– Я согласен. Только я могу во второй половине дня, – ответил я так, как будто у меня был выбор. И мне сказали, что только три дня в неделю, без субботы и воскресенья.

– Да, условия такие. Сейчас составим график, и с завтрашнего дня можешь приступать.

На следующий день я вышел на работу. У меня появился такой же, как и у начальницы, синий халат, правда на два размера больше моего, и рабочее место на видавшем виды стуле за прилавком отдела доставки.

– Ты в каком классе учишься? А, ну значит читать уже умеешь, – пытаясь острить, начал разговор мой новый коллега, тогда казавшийся мне старым, пятидесятилетний мужчина с завязанным чёрной резинкой хвостиком на затылке. – Мы с тобой будем работать в паре. Я, правда, целый день. Так что я буду уходить раньше, а ты до закрытия. Закрываемся мы в восемь.

«Если я до восьми буду работать, то домой приезжать к девяти, как раз к чаю. А потом уроки. Но ничего, я сильный, да и получу через месяц зарплату», – думал я, сидя на мягком пружинном кресле старого вагона московского метро, который вёз меня домой.

– Привет представителям трудовой интеллигенции, – начал урок математики Мироныч. – Как трудовые успехи?

Мы встали из-за парт и в двух словах рассказали, кто чем занимается.

– Да, мыть пол в поликлинике и штамповать сургучные печати на почте, это как раз то, чем должны заниматься ученики математического класса. Конечно, я уважаю труд, но считаю, что школьники должны учиться. Результат, который мы с вами получим через некоторое время, я знаю. Но вы же меня не послушаете и всё равно сделаете по-своему. Садитесь. Начинаем перекрёстный опрос.

Три раза в неделю я после школы бежал на работу. Принимал и выдавал посылки. Следил за сургучом, который должен был быть всегда жидким, и печатью, которая должна была быть всегда чистой. Мы пили чай в перерывах между клиентами, а когда было мало посетителей, я решал математику.

Первую зарплату я отдал маме, а на вторую купил себя коньки Salvo. Третьей зарплаты уже не было, потому что Владимир Миронович был прав. Но в молодости мы никогда не услышим разум взрослых. Тем и прекрасна молодость.

Давно это было…

Давно это было…

Я часто говорю о том, насколько мне повезло учиться в самой лучшей школе – в Экспериментальной средней школе № 91 при Академии педагогических наук. Насколько я благодарен учителям, атмосфере, духу, друзьям-одноклассникам. Основа жизненного фундамента была заложена именно там, в Москве, на улице Воровского, в доме № 14, с сентября 1979 по май 1989 года. И, конечно, потом многое было скорректировано жизнью, конечно со временем и очки с розовых пришлось сменить на прозрачные, но всё же школьные годы вспоминаются с особым теплом…

Каждое лето старшие классы выезжали в трудовой лагерь, который располагался не в Подмосковье и даже не на море. Московских школьников радушно принимал колхоз «Плателяй» Литовской ССР. Счастливые четыре недели июля мы жили, работали и отдыхали вдали от родителей, окунаясь в атмосферу самостоятельности. О походе, который завершал наше пребывание в Литве я уже рассказывал. А сейчас я остановлюсь на работе.

Понятно, что расчётливые литовцы не собирались доверять нам особо ответственную работу, такую как, к примеру, в коровнике. Да и признаться, какие из нас доярки или зоотехники? Многие из нас, рафинированных москвичей, и коров-то так близко не видели никогда, не говоря уже о том, что не пили настоящее парное молоко. И нас использовали в поле, где огромные машины собирали уже поспевшую траву, а потом выплёвывали сзади громадные брикеты, связанные крепкой верёвкой. Я, смотря на них, всегда вспоминал одну из серий наизусть известного мультфильма «Ну, погоди», где бедолага Волк, захватив в порыве бесконечной ловли Зайца подобную машину, врывается на птичий двор и брикетирует куриц на глазах у изумлённого петуха. Работали мы в сенохранилище, которое находилось аккурат над коровником, запах от которого по возвращении в Москву преследовал нас ещё несколько недель. Мы пропахли насквозь сухим сеном и коровами. Укладывали плитку (да, да, именно плитку) вокруг деревенской гостиницы, в которой тогда никто не жил, а построена она была для яхтсменов, которые ежегодно приезжали на местную регату. А самые ответственные и крепкие мальчуганы допускались до работы на лесопилке.