Михаил Девятаев - Николай Андреевич Черкашин

же не подходил пограничник. Пограничник возникал бесшумно, молча брал под козырек и несколько минут ждал, пока я писал на крыле донесение. Получив донесение, пограничник исчезал, а мы снова поднимались в воздух и, пройдя 30–50 километров, снова садились. И снова я писал донесение, а другой пограничник молча ждал и потом, козырнув, бесшумно исчезал. К вечеру, таким образом, мы долетели до Белостока и приземлились в расположении дивизии Сергея Черных.

В Белостоке заместитель командующего Западным Особым военным округом генерал И. В. Болдин проводил разбор недавно закончившихся учений. Я кратко доложил ему о результатах полета и в тот же вечер на истребителе, предоставленном мне Черных, перелетел в Минск.

Командующий ВВС округа генерал И.И.Копец выслушал мой доклад с тем вниманием, которое свидетельствовало о его давнем и полном ко мне доверии. Поэтому мы тут же отправились с ним на доклад к командующему округом (фронтом). Слушая, генерал армии Д.Г.Павлов поглядывал на меня так, словно видел впервые. У меня возникло чувство неудовлетворенности, когда в конце моего сообщения он, улыбнувшись, спросил: а не преувеличиваю ли я. Интонация командующего откровенно заменяла слово „преувеличивать“ на „паниковать“ – он явно не принял до конца всего того, что я говорил. Тогда Копец, опередив меня, заявил, что нет никаких оснований брать мой доклад под сомнение, и командующий округом, чтобы сгладить возникшую неловкую паузу, произнес несколько примирительных по тону фраз и поблагодарил за четко выполненное задание. С этим мы и ушли. Спокойствия в моей душе, однако, не было»[5].

А что было дальше? По счастью, остались записи самого героя этой книги, Михаила Девятаева, но очень скупые:

«…Рано утром 22 июня мы по тревоге вылетели в направлении города Минска. Над землею висела черная дымовая завеса, а внизу бушевало море огня. На всю жизнь запомнил я то утро, принесшее столько горя и несчастья нашему народу. „Вот и настало время, – подумал я, – постоять за Родину…“ Тут, над горящей землей, я поклялся жестоко отомстить фашистам за их злодеяния и зверства. Так началась моя боевая жизнь».

Интересный факт: 22 июня 1941 года в 4:30 утра капитан Бобров со своей эскадрильей новеньких Як-1 237-го авиаполка (первым в ВВС получил эти самолеты) поднялся в воздух навстречу бомбящей СССР фашистской воздушной армаде и уже через десять минут сбил первого своего «юнкерса». Не исключено, что это вообще был первый самолет, сбитый советскими летчиками в начавшейся войне.

Остались записи об этом, столь важном – рубежном – дне в жизни наших героев, да и всех тогдашних людей генерал-майора Захарова. Вот как он описывает тот роковой час:

«В последние дни было много звонков, они свидетельствовали о том напряжении, которое испытывали и в штабе авиации округа, и в соседних дивизиях, поэтому я ввел дополнительное круглосуточное дежурство. На Михаила Бродинова можно было положиться – он не отлучался с КП дивизии, и, выслушав его доклад, я отправился обратно, в авиагородок. До рассвета оставалось часа два – два с половиной.

Мне казалось, что в эту ночь, как и в предыдущую, уже ничего не произойдет. Главное, думал я, пережить пик ночи. Это как при болезни: если дотянул до рассвета – значит, ничего не случится…»

Случилось! Именно тогда, когда уже брезжил рассвет.

Комдив Захаров вспоминает:

«Небо над аэродромом дрожало от гула моторов. Казалось, гул этот не успевал стихать с вечера. Кроме трех полков И-16 и полка „чаек“ в дивизии, которой мне доверили командовать, было немало учебных самолетов, самолетов связи – всего свыше трехсот машин. И все это гудело, взлетало, стреляло, садилось с утра до вечера каждый день.

А мы до памятного 22 июня приняли еще ряд мер. Все отпускники были отозваны и вернулись в части, увольнения в субботу и воскресенье я отменил, было увеличено число дежурных звеньев, эскадрилий. Вот, собственно, в те дни я и прилетел на дивизионные курсы командиров звеньев…»

Воевал летчик-истребитель Девятаев геройски. Уже 24 июня 1941 года он сбил над Минском свой первый фашистский бомбардировщик – «Юнкерс-87». Но и Михаилу не поздоровилось. Его «ишачок» поймал огненную трассу, задымил. Надо было прыгать с парашютом. И он прыгнул и тут же заметил, что «мессершмитт» заходит на него, чтобы расстрелять в воздухе на стропах. Это было грубейшее нарушение неписаного кодекса чести воздушных бойцов. Расстреливать выбросившегося с парашютом летчика – это бить лежачего. Но именно это и вознамерился сделать немецкий ас. Но и русский летчик был не лыком шит: Девятаев подобрал на скрученных стропах купол парашюта «колбасой» и камнем полетел вниз. Так маневрировать его учили бывалые летчики.

«Мессершмитт» сделал ложный заход, его пилот погрозил Девятаеву кулаком и отвалил в сторону. А Михаил распустил купол у самой земли и плавно приземлился.

Второй раз сбили Девятаева на Як-1 под Тулой, но это уже осенью 1941 года, после яростной схватки с «юнкерсами».

Такой была воздушная война…

М.П.Девятаев:

«Первое время я служил в эскадрилье летчика Захара Васильевича Плотникова. Его боевым мастерством не раз восхищались однополчане. Он не знал страха в бою. Своим мужеством и умением побеждать врага вдохновлял нас, молодых летчиков, на боевые подвиги, и мы старались быть достойными своего командира, не отставать от него, бить гитлеровцев так же, как он. Однажды, возглавляя небольшую группу истребителей, он завязал бой с несколькими десятками фашистских самолетов. Смело вклинился в строй вражеских бомбардировщиков и сразу же сбил одного из них. Мы последовали его примеру и тоже ринулись на врага. Сбили много вражеских машин, остальных обратили в бегство и без потерь вернулись на свой аэродром.

Над Могилевом на мою долю выпала первая удача. В разрыве облачности мне попался один „Юнкерс-87“. Дав мотору полный газ, я устремился на вражеский самолет и, поймав его в перекрестие прицела, пустил две пулеметные очереди. „Юнкерс“ вспыхнул и камнем упал на землю. Как я был счастлив, что одним стервятником стало меньше!

Наш истребительный полк дрался с фашистами без передышки целый месяц, совершая по пять-шесть вылетов в день, нанося противнику большой урон. А потом всех нас вызвали в Москву. Каждый летчик, в том числе и я, был награжден орденом Красного Знамени. А через несколько дней мы уже на новых машинах обороняли Москву, барражировали над Тулой, перехватывая вражеские самолеты, летавшие бомбить Москву.

Нельзя сказать, что в первые дни войны мы хорошо владели летным боевым мастерством и что все у нас проходило гладко. Нередко мы, молодые летчики, допускали ошибки. Но ненависть к врагу и беззаветная любовь и преданность Родине, умение старших командиров быстро передавать нам накопленный ими боевой опыт помогали нам бить гитлеровских асов».

Из дневника полковника Захарова:

«За