Олег Иконников - Большая Медведица

— Закуривай, Игорь Геннадьевич, — вытряхнул ему Святой из пачки сигарету.

Не вынимая рук из карманов, тот губами взял «Мальборо».

— При своих, можешь звать меня просто Игорь, а этого, — кивнул он на Краева, — Андрюхой, но это когда он в духе, а так лучше Андрей Николаевич.

— И часто он злой бывает?

— Никогда, за что я его и люблю, путевый парень, когда спит зубами к стенке.

Русоголовый «путевый» парень слушал Шульгина и улыбался его болтовне и мягкой снежной пороге.

Таявший снег делал мелькавший за стеклами «Волги» город грязным и неуютным. Люди зябко кутались в куртки и шубы, пряча лица за поднятыми воротниками.

— Тянет?

— Сколько тебе лет, Андрей Николаевич?

— Тридцать один.

— Звание есть?

— Капитан.

— Не тянет, капитан, напакостил, наверное, через чур, может просто устал от жизни.

— А, по-моему, Олег, все белое видится тебе черным.

— Василий Григорьевич, самолет ваш через час, а мне срочно возвращаться нужно. Как быть?

— Нет проблем, возле порта нас высадишь и кати.

Шульгин пристегнул к себе арестованного, металлическое соединение наручников замаскировал своим мохеровым шарфом и все вылезли из машины. Сквозь пестро прикинутую толпу, запрудившую весь первый этаж нового бетонного стеклянного здания аэропорта, пробрались к накопителю и, пока Ушатов оформлял документы, переписывая номера пистолетов вооруженного конвоя, сдвинувший к тонкой переносице брови, серьезный, но быковатый старшина милиции гонял Шульгина и Святого через жужжалку.

— Все металлическое из карманов выкладывайте, слышите, пищит?

— У меня ничего нет.

— Ну-ка еще раз пройдите, только по одному.

— Не получится, — прибалдел Игореха, — мы в наручниках.

— Снимите — приказал мент.

— Нельзя, старшина, разгонит он у вас пол — аэропорта, с меня в Чите шкуру сдерут.

— Что тут за сыр-бор? — вернулся Ушатов.

— Все в порядке, — отцепил милиционер, — можете пройти в накопитель — и, чувствуя в спрашивающем начальника, некстати козырнул.

Сунув сумку под лавку, Олег сел и утянул за собой Шульгина.

— Игорь, дай закурить, мои крепкие сильно.

— А че, ты, Олега, задымил, вроде ведь не баловался?

— Закуришь, когда косая в спину дышит.

Заметив струйки дыма, хотя Святой и старательно его разгонял снятой с взмокшей башки шапкой, к нему подлетела молоденькая девчонка в форменной тужурке «Аэрофлота».

— Затушите немедленно!

— Ой, как страшно, ты че орешь-то?

Хамили девчонке ежедневно и наверное от обиды и бессилия перед мужиками, на большие коровьи глаза ее навернулись слезы.

— Гасите, а то оштрафую, — видно было, что она не верит в то, что говорит, но слезы…

— Ладно, ладно, что ты, в самом деле, вот смотри. — Олег уронил на пол сигарету и старательно ее затоптал, — а насчет штрафа, — поднял он руку, — кроме «браслетов» ничего другого предложить тебе не могу. Возьмешь?

Час спустя, задрожав крыльями, «ТУ-134» отпустил тормоза и после короткого разбега, осев на хвост, устремился в небо, лег на бок и Святой сразу уткнулся в иллюминатор на замерзающий Амур.

— Что там, Олега?

— Река красивая, берега лед прихватил.

— Служил я когда-то на границе.

— Тебе сколько годиков?

— Пока двадцать девять.

— Старлей поди?

— Обижаешь.

— Капитан?

— Обижаешь.

— Че майор, что ли? — оторвался от оконца Святой и задернул его шторкой.

— Угадал.

— Молодой для майора…

— Я хитрый, за бугром служил, а там год за три идет, так что в управе я самый молодой майор, но кроме звания, жены — красотки да детишек, ни хрена больше нет, живу в общаге, вот такие пироги. — на грустной ноте закончил Шульгин.

— Послушай, Игорь, вот например я не россиянин, а землянин. Не коммунист и не капиталист, а просто человек. Заброшу в рюкзак буханку хлеба и пойду в Африку, мне ведь нет дела до ваших границ, не я их придумал, правильно? Вот ты меня там выловишь и стрельнешь. А за что?

— Схема жизни, Олег, не я ее выдумал. Служу народу и Закону, я человек военный, но есть и у меня свое мнение, с чем-то я согласен, с чем-то нет и не держу в общем-то этого в душе.

Стюардесса, а может официантка, подала Святому через Краева и Шульгина поднос то ли с обедом, то ли с ужином.

— Спасибо, я не хочу.

— Ты че? — взял у него поднос Игорь.

— Не удобно здесь, тесно.

— Не удобно срать в штаны и затем снимать их через голову, — на откинутый с переднего кресла столик он поставил перед Олегом закуску. — Ешь давай. Я, знаешь, как в учебке однажды на спор ел?

— Как?

— Вверх ногами.

— По есть вниз головой — извлек из походного сумаря купленную в Хабаровске литровую банку красной икры Краев.

— Умные будут носить чугун, — повернулся в половину корпуса к нему Шульгин.

— Все, Игорь Геннадьевич, все, продолжайте, — и многозначительно глянул на икру, Шульгин на дремавшего впереди него Ушатова и из сумки, принадлежащей ему, достал поллитровку.

Разливал в бумажные стакашки Андрей. Игорь внимательно вслушивался в ровное дыхание Ушатова, который широко, до самых зубов улыбался и не понять было снится ему веселый сон, или он просто притворяется, что спит.

Водка в стаканчике не пахла тем, что за нее нужно будет давать показания и Святой выпил.

— Пойдем, Игорь, курнем?

— Пошли. Андрюха, пропусти нас.

Из туалета вышла женщина с мытыми ложками и стаканами в руках, острый столовый нож она забыла на полочке у зеркала. Олег протер его салфеткой и заткнул за пояс под свитер. Сама судьба разрешала ему зарезаться. «На земле ткнусь, — решил он, — в самолете кипиша не оберешься, да и мужикам попадет, что тычину у меня не зашманали».

Самолет сел в восемь.

У трапа в расстегнутой длинной кожанке, вязаном полувере и сбитой на затылок норковой шапке, встречал конвой Грознов.

— Здорово, мужики! Думал, не посадят вас. Двое суток снег валил, минут тридцать как утихли небеса. Пошли в машину, — отобрал он у Святого сумку.

Под крылом самолета стоял при габаритах запорошенный синий «Жигуленок».

— Ну, как, Олег, настроение?

В свете прожекторов только сейчас Святой заметил в верхнем ряду зубов майора «рыжие» коронки.

— Да какое там к черту настроение, Сергей Николаевич. Тридцать пять лет живу и до сих пор блужу сам в себе. Может я не с этой планеты. А?

— С этой, Олег, с этой, голова у тебя на месте, поэтому я уверен, что ты разберешься, что к чему. В судьбу веришь?

— Верю.

В «шестерке» было тепло. Грознов врубил сразу вторую передачу и с натягом, чуточку буксуя, тачка пошла.