Таким был Саша Гитри - Жан-Филипп Сего

В конце января 1957 года начались съёмки фильма. Саша слишком ослаблен, чтобы руководить ими, и он поручает Клеману Дюуру заменить его на съёмочной площадке. Но он хочет "кинематографически" попрощаться со своей аудиторией. Камеры Клемана Дюура были привезены на Элизее Реклю. Мэтр приготовился к своему последнему появлению перед зрителями. Ещё более сильные наркотики поддерживают его, он находит в себе силы наложить грим, надеть один из париков и сесть за стол, чтобы «появиться» в прологе своего фильма. В этом коротком отрывке ​​мы видим, как он снимает телефонную трубку и говорит со своим вновь обретённым другом Альбером Виллеметцем. Разговор заканчивается так:

— До свиданья, Альбер Виллеметц, друг моего детства... Целую тебя!.. Альбер! Ты помнишь, когда мы впервые пообедали вместе?.. В день нашего первого причастия... До скорого!

В начале февраля 1957 года на экраны вышли «Убийцы и воры». Известнейшие кинокритики покорены. Чтобы морально поддержать Саша, Прэнс с удовольствием приносит ему обширные газетные вырезки, полные восторга.

Франсуа Трюффо пишет в «Arts»: «Я люблю Саша Гитри, потому что между гривуазностью ("солдатский юмор". — Прим. перев.) и обсценностью (ненормативная лексика. — Прим. перев.) он всегда выбирает обсценность, потому что его (Саша) юмор не знает границ, понятен и немощным, и старикам, и детям, и мёртвым, как и всем остальным; я люблю Саша Гитри за то, что он не делит ничего на хорошее и плохое [...]. Просто необходимо увидеть "Убийц и воров", чтобы понять, что кинематографическое искусство не подчиняется никаким законам, и что фильм, сварганенный весельчаками за несколько дней (они ещё и посмеиваются над этим миром), может стать значительным произведением».

Андре Базен (André Bazin) комментирует в «Le Parisien libéré»: «Сценарий "Убийц и воров" настолько полон жестокости и дерзости, что только через юмор это можно передать. История, если вдуматься, сочетает в себе мрачную иронию noblesse oblige с безнравственностью самой циничной галантности семнадцатого века. Всё это, конечно, скрывается под маской бульварного остроумия, но разве юмор не состоит в том, чтобы говорить легко о серьёзных вещах, и я осмелюсь сказать, что есть нечто величественное в вольтеровской ухмылке этого мудрого старца, который всё ещё даёт нам возможность посмеяться, излучая прежнее неожиданное творческое жизнелюбие из глубины своего кресла-каталки».

Наконец, Жиль Мартен (Gilles Martain) подчёркивает в «Rivarol»: «Это авторский фильм, а для меня это комплимент, потому что в нём можно обнаружить все достоинства и недостатки яркой личности, достоинства и недостатки, проявления которых всегда привлекательны. Я по-прежнему убеждён, что значительная часть комедий Саша Гитри будет жить так же долго, как некоторые пьесы или некоторые высокоинтеллектуальные фильмы».

Саша счастлив, по-настоящему счастлив, начинает верить в возможное выздоровление! Лана, Прэнс, доктор Расин обдуманно решили объяснить ему, что от применения новых лекарств хуже не будет, хотя он и так принимает более тридцати в день. Он даже заходит так далеко, что записывает: «Если я выздоровлю, я смогу работать ещё лет десять». Поэтому он собирается с силами и приступает к написанию сценария для нового фильма «Жизнь вдвоём» («La Vie à deux»).

И вот, последняя радость в жизни — дав согласие на возобновление театральной постановки пьесы «Помечтаем...» и выбрав в качестве главных исполнителей Робера Ламурё (Robert Lamoureux), Даниэль Дарьё и Луи де Фюнеса, он будет руководить репетициями, которые проходят в доме на Элизее Реклю в его кабинете-галерее. Конечно, он не может встать со своего кресла, но постоянно иронизирует над этим:

— Если бы вы пришли на пять минут раньше, вы бы меня не нашли — я был в лесу, на прогулке верхом!

Поскольку он не может присутствовать на премьере, 30 марта он следит за представлением по телефону, а Робер Ламурё сообщает ему о новом большом успехе пьесы, в программке к которой было написано: «Я считаю, что драматург имеет право сказать о своей пьесе, написанной сорок три года назад, немного хорошего. Потому, что если бы в 1914 кто-нибудь сказал ему, что эта пьеса будет вновь поставлена на сцене в 1957 году, он рассмеялся бы ему в лицо!»

В последующие дни Прэнс приносит ему газеты, в которых отдали должное как исполнителям, так и «вечному» гению автора. И именно с этой уверенностью в вечности Саша сможет пережить последующие ужасные месяцы. Ибо журналисты единодушны в настоящем и будущем творчества Мэтра: «И самое замечательное, что всё это сохранилось, что чернила пока ещё свежи» («Paris-Presse»). «Раньше часто задавались вопросом: если Саша Гитри больше не будет исполнять свои произведения, сохранят ли они свою силу. Доказательство налицо» («Le Figaro»). «Вопреки распространённому мнению, театр Гитри, его драматургия — театр непростой, многие хотели бы перенять у него способность к построению фраз, штрихами обозначать чувства, показать суть персонажа, не скатываясь в карикатурность; всё это объяснимо молодостью, свежестью текста; театр этот не тронуло время, даже разрушение того общества, которым он развлекался сам и которое он развлекал» («Rivarol»).

«Три сапога – пара» выходит на экран в мае, а Саша, которого снова преследуют налоговики, судебные исполнители и различные кредиторы, должен решиться на потерю своей великолепной коллекции золотых монет. Доктор Расин говорит Лане, что теперь это вопрос лишь нескольких недель... Она просит самых близких прийти попрощаться с мужем.

Саша попросил поставить на его ночной столик статуэтку, изображающую святую Риту, покровительницу безнадёжно больных, которую подарила ему Лана по возвращении из поездки в Ниццу. Он также просит профессора Жака Трефуэля, верного друга, предпринять шаги, чтобы выяснить, будет ли Уругвай (страна, в которой Люсьен во время своего турне заработал достаточно денег, чтобы построить собственный особняк) заинтересован в получении этого дома и его сокровищ, чтобы сделать его Домом Уругвая, который будет называться музеем Саша Гитри. Проект не состоялся...

За несколько дней до 17 июля, когда он впадает в полукоматозное состояние, он говорит своему секретарю:

— Когда вы пойдёте туда, чтобы принести мне несколько роз, а мне бы очень хотелось, чтобы вы туда возвращались, не забывайте взять одну из букета, чтобы отнести её несколько дальше, и от меня тоже, на запущенную могилу, где покоится Стендаль.

Затем наступает бред и агония. Его последними словами будут:

— Публика... Помечтаем... Лафонтен... Поедемте, дети мои, на машине...

23 июля журналисты разбили лагерь перед домом 18 по авеню Элизее Реклю. В полдень профессор де Женн (de Gennes) сделал заявление: «Состояние здоровья мсьё Саша Гитри в последние дни внезапно ухудшилось. Сегодня утром температура: 41,1 градуса». Прибывают близкие: Клеман Дюур, Жюльетта и Марсель Ашар, Мари Марке (Mary Marquet), Жак Беккер (Jacques Becker).

24 июля 1957 года, вскоре после 4 часов утра, Рене Шалифур, преданный шофёр Саша, вышел из особняка и объявил журналистам: «Мсьё умер».

Эпилог

На земле есть две неприемлемые вещи: смерть и налоги. Но я