Изменение формы. Особая книга - Денис А. Сорокотягин

Изменение формы. Особая книга читать книгу онлайн
Документальная повесть Дениса Сорокотягина — увлекательное и в то же время требующее большого эмоционального подключения путешествие по миру, где живут люди с особенностями ментального развития, — нашему миру. Откровенные, живые, исповедальные диалоги с педагогами, волонтерами, тьюторами и, конечно, с героями о жизни и смерти, о детстве и школе, о преодолении бытовых и душевных трудностей, о маленьких шагах на пути к цели.
Книга рекомендована широкому кругу читателей.
В книге сохранены особенности авторской орфографии и пунктуации.
Не хочу прерывать, но не могу не добавить. Планка в лицее была действительно запредельной. В моем классе поначалу был 21 человек (на момент набора в первый класс), к выпускному 11-му классу из первоначального состава остались только восемь. Кто-то понял, что музыка — не его, кто-то не выдержал нагрузки. Я все думаю о другом. Мне казалось, что Кирилл проучился в колледже от силы год, не больше, а потом ушел. А он проучился четыре года, время в голове сжимается, живет по своим законам. Я искал страничку Кирилла в сетях несколько лет назад, нашел, узнал на аватаре, он почти не изменился. Но давно не заходил на страницу. Так давно, что даже не показывалась дата последнего визита.
Это мы, духи желтых листьев, прерываем твой текст, укоряем тебя в том, что ты задумал писать поэму, а не пишешь ее, потому как не умеешь. Ты словоблудишь, строчку за строчку цепляешь насильно, беспомощно, ты только воду мутишь, и все. Будь аккуратен, мы говорим тебе это как твои далекие друзья из детства. Помнишь шторку, ведь помнишь? Не называй никаких фамилий, рисуй только контур, не раскрашивай. Потому как краски все будут темные, тусклые, вымученные, вымытые. Воспитывать особого ребенка — это значит каждый день биться лбом о стену непонимания, инертности, глупости, твердолобости, это череда синяков, ссадин, зарубок на сердце. Не называй имен, парень учится, не мешай ему. Он окончил школу для особых детей, отлично сдал ЕГЭ, и с первого раза, параллельно со школой, окончил музыкальную школу, пятилетку, потом поступил на подготовительные курсы в музыкальное училище на факультет сольного хорового пения, учился у прекрасных педагогов, которые помогали, вели, курировали, поддерживали его во всем. В училище был прекрасный класс, одни девочки, которые стали Кириллу мощной поддержкой. Это была эйфория. А потом были подготовительные курсы в консерваторию. В консерватории — жесткая конкуренция, там каждый сам за себя. Сейчас Кирилл учится там, поэтому ни о чем плохом, лишнем не говори, даже не шепчи. Понял? Дай ему спокойно учиться, третий курс вот-вот начнется».
По траве-мураве, по зеленой
Христос воскрес, Сыне Божай.
Я пою этот духовный стих, чтобы духи желтых листьев исчезли, отпустили меня на свободу, не шептали на ухо. Стих о Христе, о зеленой траве, о мире, любви, о свободном житие-бытие отпугнул их. Конечно, на время.
Конечно, они правы, поэтому их невозможно слушать долго. Правда должна быть короткой, дозированной, пролонгированной, выданной по порциям. Иначе ею можно убить. Зачем? Лучше не спешить. От нее все равно не убежишь. Все тайное — станет явным. Все злое окажется добрым, а доброе — чем-то другим. Все желтые листья — станут зелеными. Это вечный закон перевертыша, а кажется, что обновления. Так будет. Всегда.
Сейчас Кирилл учится в консерватории на факультете древнерусского певческого искусства, изучает вместе со служителем церковнославянский язык. Все говорили маме, что это невозможно, что ничего не получится. Получилось. В свое время у меня не получилось поступить в консерваторию на факультет композиции. И я поступил в театральный. Кирилл поступил с первого раза и по окончании консерватории станет регентом. Он воцерковляется, ищет веру в себе и вокруг. Мама Кирилла, как и ее сын, ищет веру, у них во всем пожизненная синхронизация. Здесь на земле и там, где мы все встретимся. Надежда на эту встречу и дает нам возможность синхронизироваться друг с другом. Иначе зачем все это?
Каждое воскресенье Кирилл поет на службе в церковном хоре. Мама возит его в храм, расположенный на другом конце города. А этим летом ездила с ним в Москву.
Это мы. Духи. Мы вернулись. В Москву, в Москву. Что вы все туда претесь? Намазано там вам, что ли? Столица резиновая, это все давно знают. И вы этим пользуетесь. Но помимо того, что она резиновая, она еще и прожорливая, сожрет и ребенка, и маму, и тебя — автора этой поэмы, этой, смешно сказать, книги. Вот где будет изменение формы, обжиг огнем, пытка каленым железом, раскол на части. Это не драматизация, это суровая реальность, это снова она, правда жизни. Нечего вам делать в Москве. Ради этого мама должна бросить стабильную работу, на которой проработала двадцать лет, которая помогала и помогает тянуть Кирилла все эти годы, да? Начать все с нуля? Как ты, автор? Каждые два года с нуля? Обнуление — как способ жизни. Поищи по карманам закатившийся куда-то нуль. Где он? И его нет?
Красиваялюбовькрасиваялюбовькрасиваялюбовькрасиваялюбовькрасиваялюбовькрасиваялюбовь — говорю я, закрыв глаза. Это звучит как молитва. Открываю глаза и вижу, что шторка моя московская больше не колышется.
Их нет и больше не будет. Этих голосов духов желтых листьев. Я больше не буду бояться, я обещаю. Нельзя писать и бояться. Это противоестественно. Это бесчеловечно по отношению к себе и другим. Это обман. Это неправда. Духов желтых листьев придумала моя мама. Она у меня выдумщица. Самая любимая выдумщица.
Голос мамы. Не моей. Монолог, завершающий поэму, но не завершающий ничего.
«Я переживаю, что Кирилл утонет без меня. Мы с моим мужем поженились в марте, в апреле следующего года у нас уже родился ребенок. Особый ребенок. У нас не было толком времени пожить друг для друга.
