И и Я. Книга об Ие Саввиной - Анатолий Исаакович Васильев

Вот это “сварила щи" в цепи событий может принадлежать только Саввиной!

На следующий день:

В 6 встали. Аэропорт. Играли в “кинга", споря с милицией. ВИ утра улетели, наконец. Усталость, дважды закрывала глаза на секунду. Вдруг вывернулись Соловки при солнце. Красота! Чудо!

Разместили нас согласно рангу: Народные и Заслуженные — в монастырских кельях, превращенных в подобие гостиничных номеров, остальной народ, включая и меня, — в двухэтажном деревянном здании школы, расположенном недалеко от кремля и пустующем по причине школьных каникул. Странно, но из моей памяти абсолютно выпало событие, благодаря которому я оказался в келье, где остановились Саввина и Покровская. Просто так, без приглашения, я же не мог позволить себе завалиться к дамам. Тогда что? Не помню! Позже выяснилось, что и Ия не помнит, как и почему я оказался там, где оказался. Повествуя потом об этом событии, она говорила с интонациями шпрехшталмейстера: “Вошел: рубашка, гитара! Таганка!" Еще в поезде мы обнаружили большую общность наших музыкальных пристрастий: Оскар Строк, Окуджава, Козин и огромный запас советских популярных песен, среди которых — ставшая нашей любимой “Прощайте, скалистые горы". И правда, хорошая песня! (Между прочим — своего рода гимн соловецких юнг во время войны.) Еще выяснилось, что в нашем дуэте удачно сочетаются голоса, что — важно.

Ну, с гитарой разобрались, а при чем тут рубашка? Конечно, была на мне какая-то рубашка, ну и что? Но вот так ей запомнилось: гитара, рубашка. Мне она столь “вещественно" не запомнилась. Запомнилось лицо, запомнились руки, порхающие в жестах, мягкая миниатюрность фигуры и, конечно, голос. Когда потом нас спрашивали, с чего “всё" началось, мы рассказывали одну и ту же никак не романтическую, но очень “нашу" (как потом определилось) историю.

А история — вот какая.

Начало

Соловецкий кремль, создание несусветной красоты, сотворен монахами на берегу Святого (!) озера, таинственно тихого в безветренную погоду. В такую погоду свершается чудо: озеро исчезает, превращаясь в небо, и в прозрачной, отдающей металлическим блеском воде отражается абсолютно без каких-либо изъянов, правда в перевернутом виде, умопомрачительная мощь соловецких башен. И странные желания возникают при виде этого чуда: плюхнуться с разбегу в эту красоту-пустоту с головой. И — второе, совсем уж престранное: рыбку поймать из этой небесной пустоты-красоты.

Вот — начало истории. Вот с чего “всё" началось.

У меня удочка была. Ие достали старательные, обожающие ее ребята. Нужна наживка. Лучшая наживка — даже дилетанту известно — дождевой червяк! Где он, где он тут, дождевой червяк, в этой каменистой островной почве? Местные подсказали: “Вон коровник, там навоз, а в нем лучшие для рыбалки черви". Вперед, за червяком! “Ия — тоже", — говорит Саввина. “Куда?" — “За червяками". — “В навоз?" — “В навоз". Смех да и только. И — удивление: это же — Ия Сергеевна Саввина, Народная артистка! Когда пришли на место, Народная всей Российской Федерации закатала рукава плаща и запустила обе руки в “это самое" с небывалым охотничьим азартом. Картина маслом! Червяков оказалось действительно много, и мы довольно быстро, а главное — весело, набрали их в достатке. Ура!

Скоро сказка сказывается, а история своими путями продвигается. Посреди Святого озера возвышается невеликий островок, такой чистенький в этой прозрачности, такой манящий. Привиделось мне, что там, у этого островочка, рыба должна быть, да не просто, а много! Теперь — как добраться? И надо же быть такому, что в каком-то закутке школьного коридора среди сваленных в кучу стульев и парт обнаруживается надувная резиновая лодка. Маленькая, только-только на двоих, но всё-таки! Ия села впереди по ходу, я — позади, с двумя веслицами, напоминающими ракетки для настольного тенниса. Оттолкнулись от берега, и… тут что-то началось.

Во-первых, окна школы заполнились головами болельщиков, любопытствующих, сочувствующих. Во-вторых (и это — необъяснимо!), резко испортилась погода. Поднялся плотный ветер, и озеро вздулось частыми упругими волнами. Взбунтовавшаяся природа явно предлагала нам отказаться от задуманного. Но как это — отказаться! Народ глядит, в лодке сидит Народная артистка, вверившая мне — пусть на малое время — свою судьбу! Мужики не сдаются! Поплыли. Волны с противной ритмичностью начали перехлестывать через невысокий борт нашего суденышка и выливаться на резиновый пол лодки, с которого им некуда деваться, кроме как под наши колени и, извините, задницы. Плывем, мокнем…

По прошествии многих лет не пропадает, а даже возрастает удивление поведением Ии в тех обстоятельствах: ноль ворчания и масса удовольствия! Объяснению это не поддается. Приплыли. Наградой был нам гром аплодисментов от наблюдающих и болеющих за нас. Но не согрело наши души их участие. Не было предела нашему разочарованию, когда мы вылезли из лодки: глубина в обозримых пределах была чуть по щиколотку, никакой живности — ни мальков, ни плавунцов, ни даже лягушек — не наблюдалось. Вот тут-то мы нахохотались, сматывая ненужные удочки.

Из дневника:

После обеда пошли с Толей вокруг кремля. Потрясающе! Стенки в лиловых цветах. Опять поразительная система шлюзов и водопровода с машинами, которые до сих пор не понятны. Потом в дождь ловили рыбу, зажрали комары (забыли сначала ДЭТу, Толя бегал за ней в номер). Собирали грибы в 11 ночи. Промокли до нитки. Отпаивались коньяком. Кайф!

Все-таки “есть упоение в бою, и бездны мрачной на краю" — прав Александр Сергеич!

Быль Соловецкая

Местные называют их “Зайчики" — два небольших острова: Бол. Заяцкий и Мал. Заяцкий. От кремля до них полчаса ходу на катере. На Большом — скит, из которого (при нашем появлении) вылез человек в толстом свитере, теплых брюках на лямках, в болотных резиновых сапогах. Здорово пьяный, диковатого вида и очень крепкий на вид. Болтал что-то несвязное. Через эту бессвязность прояснилось, что он вроде гида выступает и пытается объяснить, что в этом скиту “тогда" была женская тюрьма и карцер.

— Я — ничего, у меня руки… — руки показывает, — совесть чистая. А вот доказать… Вообще-то мне говорить нельзя: я подписку дал.

Из путаницы слов и фактов прорисовались истории давнего времени, перехлестнувшиеся с настоящим.

“Зимой 38-го года заболела дочь начальника лагеря. Жуткая непогода: пурга, ветрище. Начальник вызвал летчика и попросил полететь на У-2 в Архангельск за врачом. Летчик:

— Как же лететь, когда погода абсолютно не летная?

— Тогда я приказываю!

Летчику пришлось лететь. Долетел-таки до Архангельска, взял врача и — назад. Около Большого Заяцкого самолет врезался в землю.