Сергей Довлатов - Армейские письма к отцу

Донатик! Пожалуйста, не считай, что это абсолютная белиберда. Я хотел туда вложить смысл, пусть озорной, но все же разумный.

Сергей.

33

Донат! Посылаю три стиха. Вернее, первые два — это песенки. К ним есть музыка Додулата.

Жабин был из кулачья,Подхалим и жадина.Схоронили у ручьяНиколая Жабина.

Мой рассказ на этом весь,Нечего рассказывать.Лучше б жил такой, как естьНиколай Аркадьевич.

Я все это помню прекрасноПорой проклиная судьбу,Мне нравилась девушка в красномС отчаянной челкой на лбу.

Такие не нравятся мамам:(«Смотри, доведет до тюрьмы»).Они доставались упрямым,Другим доставались, а мы…

Смеялись, прощали обидыПорою мрачнели на мигМы их очень крепко любилиМы даже женились на них.

Мне аплодировали охрыЗимой, на станции ЮкаркаПод потолком портянки сохлиТопилась печь и было жарко

А я и не заметил дажеЧто время близится к рассветуИ охры все кричали: «Дальше!Серега, мать твою разэтак».

Они не разбирались в стилеОни не думали об этомЧего не поняли, простилиИ нарекли меня поэтом

Они мне хлопали, а послеПожав мне руку напоследокОни со мною вместе мерзлиЧерез тайгу бредя по следу.

Всем привет.

Сергей.

34

Дорогой Донатец!

Дело в том, что у нас пронесся слух, что в связи с заявлением Хрущева, что он в 1965 году продемонстрирует последнего заключенного по телевизору, в связи с этим предстоит в 63 году амнистия. Не знаешь ли ты что-нибудь об этом, не слышал ли такого разговора? Если сможешь, узнай. Писем от тебя уже нет 3 дня.

Сережа.

Привет всем.

35

Дорогой Донат!

У меня все в порядке. Посылаю тебе посредственное стихотворение. Дело в том, что Светлана узнала, конечно, что у меня есть жена и, конечно, решила, что я держу ее (Светлану) для удобства поблизости, а после армии поеду домой. Стихотворение плохое, но в середине есть одна хорошая рифма.

Привет Люсе и Ксюше.

Жду писем.

Сережа.

Немало есть дорог, их сосчитать нельзяКак например, в тайге число тропинок лисьих.Светлана! Я вернусь, когда осенний садВ аллеях заглушит шаги шуршаньем листьев.

Не будем говорить, кому из нас трудней,Часы пробили семь. Уже пора идти мне.Лишь иней на губах от варежки твоей,И в жизни у меня нет ничего интимней.

Прости меня за то, что был однажды счастливЕще до наших встреч, недолгих и нечастых.

П. С. Еще есть второй вариант последней строчки:

Махнув рукой на прошлое враньеПрости мне счастье прошлое мое.

Привет.

Сережа.

36

Дорогой Донат!

У меня все в порядке. Ничего нового. Жду писем. Привет Люсе и Ксюше.

Я знаю, что лихие мастакиПорою нам, бездельникам, завидуют.Они себе конторами заведуютА мы царапаем стихи,

Они поэтов потчуют виномПриятно им знакомиться с поэтамиОни не знают их, и вот поэтомуОни и заблуждаются в одном

Ох! Если б им увидеть по ночамКак мы сидим беспомощны и строгиИ косо перечеркивая строкиБоимся солнца первого луча

Привет.

Сережа.

37

Дорогой Донат!

Очевидно, в одном из писем тебе я случайно отослал короткое письмо Асе. Ты ей его передай. У меня все в порядке. Служу сейчас дежурным по штабу, по ночам. Все в порядке. Понравились ли тебе стихи: «Держите вора!» и «Я в эту ночь расставлю часовыми»?

Газетка «Молодежь Севера» скандалит со мной из-за того, что я пишу грустные стихи, но я на них плевал. Все равно они, какашки, денег не платят. Плохо, что ты болеешь, Донат. Очень скверно. Я, извини меня, вполне здоров. Однажды послал тебе омерзительное стихотворение «Разговор с конкурентом». Ты его порви и выбрось, чтоб не воняло. А «полупустое кафе» я куда-нибудь всобачу. Написал я четыре рассказа. До этого несколько раз начинал повесть, да все рвал. Еще рано.

Ничего нового, Донат.

Пиши. Позвони, пожалуйста, маме, передай ей поклон, скажи, что все в порядке.

Сережа.

Р. S. Привет Людмиле Ивановне и Ксюше. Получила ли она мое письмо?

С. Д.

38

Дорогой Донат! Я получил твое письмо, где ты пообещал разобраться в стихах про Дантеса и «Немало есть дорог». Но отзыва на эти стихи еще не получил. Жду. За Ксюшину карточку спасибо. В ближайшие два дня напишу ей.

В течение трех дней я не писал тебе по той неприятной причине, что сидел на гауптвахте за избиение ротного писаря. Не побить его я не мог, и начальство понимало, что я прав, но для порядку намотали мне двое суток. Сидеть было весело, т. к., узнав об этом, Додулат немедленно нагрубил командиру взвода, нагрубил умышленно, и его посадили ко мне. Он всю ночь мучил меня философскими вопросами вроде того, что, может ли человек помнить момент своего рождения. Он уверяет, что помнит. Мы сочинили с ним одно стихотворение (в конце письма) и песню (художественной ценности не представляет).

Вся рота относится ко мне великолепно, все время просовывали мне под дверь папиросы и печенье, т. к. на «кичке» скверно кормят и нельзя курить. Они устраивали демонстрацию у моих дверей, и я был капельку Манолисом Глезосом. При этом они распевали песню нашу с Додулатом:

Мои друзья давно сидят на «кичке»Их выпускают только лишь в сортирМои враги давно таскают лычкиИ каждый хер над ними командир.

И т. д.