Путешествие в пушкинский Петербург - Аркадий Моисеевич Гордин

быстрых глаз выглядывает кредит; по этим признакам вы узнаете купцов, едущих на Биржу».

Купцы владели огромными капиталами и недвижимым имуществом, магазинами и лавками. Торговля лесом, строительными материалами, дровами, железом, стеклом, бумагой, свечами, мукой, спиртными напитками была в их руках. Им же принадлежали почти все доходные дома в городе. Так, богатейшие купцы Жадимеровские, у одного из которых на Большой Морской улице снимал квартиру Пушкин, имели в Петербурге несколько домов. Дом на Мойке, где умер Пушкин, в начале XIX века княгиня Волконская купила у А. Я. Жадимеровского.

В 1821 году в Петербурге числилось 10 023 купца – «здешних и иногородних». С некоторыми колебаниями это количество держалось в таких же пределах и в последующие годы.

Русские купцы селились в Петербурге все больше по берегам Фонтанки от Чернышева и до Обуховского моста, на Обуховском проспекте, Большой Садовой, Гороховой и Владимирской улицах. Иностранные купцы предпочитали жить на Васильевском острове, поближе к порту и Бирже.

Купцы делились на три гильдии. Чтобы записаться в первую, надо было «объявить» капитал в 50 тысяч рублей. Для второй гильдии требовался капитал в 20 тысяч, для третьей – в 8 тысяч. Купцов первой и второй гильдий было немного. Но именно в их руках сосредоточивались самые крупные капиталы, они играли главенствующую роль в торговой жизни города.

Деньги приобретали все большее значение. И среди дворян находилось немало таких, которые готовы были променять свои сословные привилегии на капитал. В обер-полицмейстерских отчетах за 1833 год указано, что 35 дворян записались в купцы. В 1838 году эта цифра увеличилась до 41, а в 1839-м – до 440 человек. Фигура дворянина средней руки, который для поправки своего состояния женится на купеческой дочери, в 1830-е годы появляется в литературе и на сцене.

Даже аристократы не считали уже зазорным жениться на богатых купеческих дочерях. Приятель Пушкина полковник В. В. Энгельгардт взял в жены дочь богатейшего купца Кусовникова. Он получил за ней огромное приданое. Тесть Энгельгардта – купец Михайло Кусовников – был одним из так называемых «петербургских чудодеев». Он ходил по Петербургу в мужицком платье – длиннополом зипуне и лаптях, часто держа в руках лукошко с яйцами или бочонок с сельдями. В таком виде он приходил в лучшие ювелирные магазины, где покупал драгоценности, изумляя приказчиков тем, что доставал из карманов огромные пуки ассигнаций.

Каждый год в начале июня, в Духов день, устраивалось в Летнем саду большое купеческое гулянье, так называемый «смотр невест». Сюда со всего города съезжались купеческие семьи и множество любопытных. Купцы с женами и дочерьми, одетыми в богатые праздничные наряды, выстраивались вдоль аллей. Мимо них прохаживались молодые купчики в пуховых шляпах и франтоватых длинных сюртуках, высматривая невест.

Петербургское купечество еще во многом придерживалось обычаев старины, но и оно менялось, следуя духу времени. Купцы старшего поколения носили окладистую бороду и длиннополый русский кафтан. Их жены повязывали голову платком и поверх модного платья надевали салоп, телогрейку. Но дочери шили наряды по последней парижской моде, дополняя их по праздникам излюбленными купеческими украшениями – жемчугами, бриллиантами, цветами, страусовыми перьями. Сыновья старались выглядеть франтами, подражали светским манерам.

Богатые купцы не жалели денег для воспитания своих сыновей. Молодой купчик, сидя в лавке в Гостином дворе, встречал покупателей с калачом и стаканом сбитня в руке. Но стоило покупателю спросить что-нибудь по-немецки или по-французски, как слышался ответ на том же языке.

В жилищах этих купцов рядом с простой неказистой мебелью, иконами в богатых окладах и неугасимыми лампадами перед ними можно было видеть хрусталь, бронзу, золоченые карнизы, зеркала и изделия лучших мебельных мастеров. Все было по последней моде: на кухне – повар, в передней – лакей «для доклада», у подъезда – карета. Купцы тянулись за дворянами.

Дворянство было высшим сословием России.

Петербург – столица империи, – как ни один другой город, привлекал к себе дворян. Вельможи обосновывались здесь, чтобы блистать при дворе, пользоваться всеми удовольствиями столичной жизни; среднее и мелкое дворянство – служить и делать карьеру.

Право поступать на государственную службу было одной из привилегий дворянства. Выходцы из других сословий, за малым исключением, этим правом не пользовались. Чиновники, служащие в различных департаментах и коллегиях, составляли значительную часть столичного населения. В царствование Николая I количество их резко увеличилось. Если в 1804 году в Петербурге насчитывалось 5416 чиновников, то в 1832 году стало 13 528. Это был целый мир, со своей «Табелью о рангах», своими понятиями и нравами. Приезжему Петербург казался городом чиновников. «Все служащие да должностные, все толкуют о своих департаментах да коллегиях» – так писал в 1829 году молодой Гоголь.

Каждый день после восьми часов утра на петербургских улицах появлялась целая армия людей в старых шинелях, плащах, измятых шляпах, со свертками бумаг в руках. Это титулярные советники, губернские секретари, коллежские регистраторы, писцы и прочая мелкая канцелярская сошка, делая большие концы, пешком добирались до места своей службы.

Мелкие чиновники, живущие на жалованье, влачили жалкое существование.

Порой сей поздней и печальной

В том доме, где стоял и я,

Неся огарок свечки сальной,

В конурку пятого жилья[7]

Вошел один чиновник бедный,

Задумчивый, худой и бледный.

Вздохнув, свой осмотрел чулан,

Постелю, пыльный чемодан,

И стол, бумагами покрытый,

И шкап со всем его добром;

Нашел в порядке все; потом

Дымком своей сигарки сытый,

Разделся сам и лег в постель

Под заслуженную шинель.

Это строки из неоконченной поэмы Пушкина «Езерский». Ее герой – потомок древнего дворянского рода, как и Евгений из «Медного всадника», – бедный чиновник.

Все изображенное Пушкиным вполне соответствовало действительности. Гоголь сообщал из Петербурга матери: «Жить здесь не совсем по-свински, т. е. иметь раз в день щи да кашу, несравненно дороже, нежели думали. За квартиру мы плотим восемьдесят рублей в месяц, за одни стены, дрова и воду. Она состоит из двух небольших комнат и права пользоваться на хозяйской кухне. Съестные припасы тоже не дешевы». Эту квартиру снимали на двоих. Затем Гоголь, уже один, нашел себе помещение подешевле. С трудом устроившись писцом в Департамент государственного хозяйства и публичных зданий, он получал 400 рублей в год. Такое жалованье платили многим мелким чиновникам. Можно себе представить, как они существовали, если тот же Гоголь, получавший еще денежную помощь из дому, едва сводил концы с концами. Посылая матери отчеты о своих расходах, он писал о тратах за декабрь 1829 года:

А жалованья шло всего 33 рубля с копейками в месяц. Неудивительно, что Гоголь