Плавучий мост. Журнал поэзии. №3/2019 - Коллектив авторов

Ни лодок, ни раковин – только луна

богине средь волн освещает дорогу.

И в тёмную бездну к ревнивому богу

она возвращается, маем пьяна.

«Середина лета, воскресенье…»

  Середина лета, воскресенье.

  Теплой почвы запах моховой.

  И на сеновале в свежем сене

  спит солдат, вернувшийся домой.

Он пришел из вражеского плена,

из штрафбата и из лагерей.

Но жена прекрасная Елена

не дождалась радости своей.

Мать его уже похоронила,

старый дьяк по правилам отпел.

И погасло дневное светило,

чтобы он проснуться не успел.

«Я наблюдал, как осторожный дрозд…»

   Я наблюдал, как осторожный дрозд

   с его изящным чёрным опереньем

   и желто-красным длинноватым клювом

   готовился поужинать жуком.

   Но шар катил тот жук перед собой,

   им прикрывался будто бы щитом,

   и певчий дрозд никак не мог решить,

   как лучше к своей жертве подступиться…

   Садилось солнце, тысячью оттенков

   сияла желто-красная заря,

   и тьма ночная тихо приближалась.

   Наполнился прохладой южный воздух,

   и мне легко, свободно задышалось

   под пенье птиц, похожее на флейту.

«Сначала ему слышались шаги…»

   Сначала ему слышались шаги

   и подземелий гатчинских призывы.

   Знакомый голос умолял: беги!

   Покуда жив ты, мы с тобою живы!

Косматый старец брёл из темноты,

губами что-то требуя немыми.

Шли строем убиенные коты,

и шествовали вороны за ними.

Орёл двуглавый крылья распахнул.

Георгий змия выпустил из ада.

И веки свои поднял Вельзевул,

дремавший на болотах Петрограда…

Мучителен его полночный сон,

в покоях царских нет ему покоя.

Никто не знает, что уже спасён

царь-мученик – и сонмище людское.

«Был январь – и были святки…»

  Был январь – и были святки.

  Был февраль – и карнавал.

  И у марта все в порядке.

  И апрель не горевал.

В мае что-то зародилось

и в июне проросло.

Но июльскую немилость

мимо дома пронесло.

Вот и август. Как же долго

раскалялась эта медь…

Над цветком колдует пчелка:

пригубить – и умереть.

«Цветет трава бессмертник…»

  Цветет трава бессмертник

  на скошенном лугу,

  и значит, слов о смерти

  сказать я не могу.

  Как будто лихолетье

  в начале сентября

  осеннее бессмертье

  предполагает зря.

Цветет во мне бессмертник

средь горя и забот,

иных миров наследник,

где времени исход.

Пустынник и посредник

меж небом и землей,

последний исповедник

и утешитель мой.

«Москва – как дерево на срезе…»

   Москва – как дерево на срезе,

   колец упругих гнутый вид,

   встречает август в затрапезе

   и червоточиной глядит.

На Страстном бульваре

И месяц, двигаясь то влево,

то вправо, или как-нибудь,

её, как мировое древо,

стремится в небо разомкнуть.

«Сюда, в собор Преображенья…»

Сюда, в собор Преображенья,

где яблок и соломы дух,

где взоры праведных старух

являют фресок отраженье,

приходим мы – и старый Спас

в прохладе каменной и душной

спасает от судьбы бездушной,

в корзины собирая нас.

«Фотографическая память…»

   Фотографическая память,

   несчастье взгляда моего —

   не уничтожить, не исправить

   и не украсить ничего.

И не украсть. Обыкновенней

простого перечня вещей

ряд остановленных мгновений

над фотографией твоей.

То новым напевом, то старым

весна повторяет псалтырь.

Вознесся над сонным бульваром

снесенный Страстной монастырь.

Невидимы и бессловесны,

монахини в колокола

звонят, словно правды небесной

взыскуют умы и тела.

И мы на Голгофе столицы

стоим у незримых ворот,

где ангелы ждут нас и птицы

и Пушкин где бронзовый ждет.

«Снотворный морфий не кололи…»

  Снотворный морфий не кололи,

  напрасный позволяли страх.

  В предчувствии знакомой боли

  он комкал простыни в руках.

  Сквозь форточку, сквозь перекрестье

  оконных рам зрачком одним

глядел он, чувствуя предвестье

небес, сходящихся над ним.

И в небесах услышал слово

в понятных звуках и простых

о том, что всё у них готово,

а он задерживает их.

Феникс

   Гостиница напоминает госпиталь.

   Белые стены и много кафеля.

   Потемневший паркет и, хвала Господу,

   чистые полотенца, вафельные.

   За окном негромко играет музыка,

   что-то ритмичное и без мелодии.

   Окно низкое и такое узкое,

   словно ты в Азии, а не на родине.

   Человеку мнится, что всё потеряно.

   На судьбу свою продолжает жалиться.

   Потом закуривает – и, неуверенно

   отряхая пепел, преображается.

«Святая Варвара сказала…»

   Святая Варвара сказала:

   несите младенца во храм,

   распутайте все одеяла,

   и Бог приоткроется вам.

   Я вижу сквозь время, я знаю:

   крещается Божье дитя.

   И молится тихо Святая

   Варвара, на землю сходя.

Павел Заруцкий

Стекал сок слов

Родился в 1988 г. Поэт, переводчик, музыкант и исследователь авангарда. В 2015 году перевел, составил и издал книгу ранних текстов Мины Лой «Футуризм и феминизм». В 2016 году перевёл и