Волки Второй мировой войны. Воспоминания солдата фольксштурма о Восточном фронте и плене. 1945 - Ханс Тиль

таких случаях, – очень хороша для капиталистов. В то же время Германия – лучшее место для рабочего. И я нигде не найду такого босса, как вы, который так хорошо заботится о работниках.

Разумеется, последнее было скорее преувеличением, но этот человек так и воспринимал наш мир в несколько утрированной манере.

Вечерами, когда нас не было дома, он любил устроиться поудобнее с газетой или своей флейтой вместе с нашим Альфом, самой преданной из всех охотничьих собак, в коридоре у дверей в детскую спальню (мы считали, что на него можно положиться больше, чем на любую из нанятых немецких женщин) и охранял сон наших детей до нашего возвращения. У него была своя комната в доме, и этот человек был самым надежным помощником или сторожем, которого только можно было отыскать.

Я снова думаю о русских, которые никогда не позволили бы себе обидеть никакое живое существо, которые не позволяли моим дочерям подходить даже к самым смирным лошадям в конюшне. И для того чтобы не допустить этого, русские вели себя с ними порой довольно глупо, но были весьма человеколюбивы и к ним относились, как к старательным, добродушным, пусть и довольно неуклюжим людям.

Дома, где жили рабочие, находились неподалеку от усадьбы; совсем рядом с ними лежало озеро с опасно крутыми обрывистыми берегами, излюбленное место для детских игр в летнее время года. Здесь самыми бдительными стражами были иваны[25], которые зорко следили за резвящимися стайками детворы.

Часто они приходили ко мне и просили, чтобы я запретил детям приближаться к воде, потому что «ребенок, который не умеет плавать, окажется под водой и от этого погибнет, а потому следует запретить эти игры».

Время от времени, в разговорах в свободные от работы минуты, они говорили не стесняясь, но эти люди неизменно демонстрировали детское, наивное восприятие политических событий и такое же отношение к ним. Все умели читать и писать, но лишь немногие были способны даже приблизительно воспринять концепцию капитализма, коммунизма или большевизма. Фактически они не имели представления о том, как вообще подступиться к этим вещам, даже несмотря на то, что все посещали школу, где выучились писать, считать и понимать, что изображено на картах. Для них Россия была абстрактным понятием; это понятие заставляло их глаза разгораться, и они начинали нести восторженный бред об огромной богатой стране. Такие имена, как Ленин, Троцкий и Сталин, были им очень хорошо знакомы, и они говорили об этих людях таким же тоном, как о царе и о прежних временах. В любом случае они понимали и не пытались этого скрыть, что все перечисленные лица желали лишь «владеть». Никто из них не сделал ничего хорошего для крестьян, и, что бы там ни планировал кто-то из этих «царей», все это было абсолютно им, мужикам, чуждо, и даже более того, совсем их не интересовало.

Вряд ли их запросы выходили за рамки еды, выпивки и курева. Но этим людям повезло: они попали в плен, остались целыми и здоровыми, и с ними обращались хорошо.

В начале июля раздался телефонный звонок; день почти уже закончился. Мне сообщили:

– Завтра с утра вы должны присутствовать на чрезвычайно важном совещании шефов крайсов (КС)[26] в О(стероде) (ныне – Оструда в Польше)[27]. Никакие причины для отказа не принимаются.

– Что случилось? Что происходит? Но у меня действительно совсем нет времени… Что, в самом деле, творится в ваших головах? Кто-то же здесь должен взять на себя ответственность, если…

Но разговаривать дальше не имело смысла: на другом конце уже повесили трубку. У этих ребят уже был опыт, и они не желали вступать в долгие беседы.

Повсюду сгущалось смутное облако запретов, поскольку всегда существовала возможность утечки информации – о победах противника или о запланированных отводах наших войск, о падении морального духа, о лихорадочном сооружении окопов и противотанковых рвов совсем далеко от линии фронта; многие из этих слухов уже успели дойти до нас, и это были чертовски неприятные вещи. И теперь, когда все рабочие руки на ферме были слишком заняты, я должен был спокойно ехать куда-то, ни о чем не беспокоясь и не задумываясь, то есть откровенно валяя дурака. Следующие восемь недель я должен был провести в мире и спокойствии, но вместо этого меня срочно отправляли куда-то в сторону фронта[28].

Все было бесполезно. Я должен был там присутствовать, а на следующий день разозлился еще больше, когда выяснилось, что все мои усилия избежать призыва на военные работы не увенчались успехом. «Для надзора за оборудованием траншей в зоне X». Тотальная война, как ее назвал и пропагандировал Геббельс[29], стала реальностью – невзирая ни на кого, ни на какие жертвы.

Глава 2

Тотальная война

Мы оказались в совершенно незнакомой ситуации. Обо всех прежних договоренностях и обязательствах следовало забыть, и нам так и не сказали, как долго мы будем отсутствовать. В течение нескольких часов я решил срочные вопросы по хозяйству, уладил дела с банками, партнерами и двумя оставшимися на ферме рабочими, которым поручил контролировать все работы на ней. Снова пришлось выжимать из машины все, на что она способна. К счастью, мои жена и дети уже успели привыкнуть к резко выросшему темпу жизни и к тому, что она стала приносить все больше новых сюрпризов. Их уже ничем нельзя было удивить. В старом охотничьем рюкзаке лежали упакованными необходимые вещи, как будто я собирался на охоту, однако вместо ружья или карабина со мной был надежный пистолет Маузера и достаточное количество патронов к нему на ременном патронташе.

В таком виде я оказался ко времени отправки поезда со станции О(стероде) и сразу же чуть было не был назначен одним из старших в нашей команде, в составе которой было примерно 1200 человек. К счастью, у меня хватило ума, чтобы отказаться от этой должности – у меня абсолютно не было желания получить под свое начало разнородную толпу людей, в спешке собранных вместе, вооруженных разнообразными ружьями и другим стрелковым оружием, которым очень часто эти люди едва умели пользоваться. Из-за того что мы ожидали нападений со стороны партизан, нам было приказано взять с собой оружие…

Непомерно длинный поезд категории D[30] уже стоял под парами, и вот он отправился в путь по извилистой траектории и понес нас к неизвестному пункту назначения.

Тот путь оказался почти таким же пестрым и наполненным событиями, как толпа мужчин