Братья Нобели - Федор Юрьевич Константинов

Глава тринадцатая

Закат титанов

Смерть подобна закату – ее не нужно бояться, ведь после нее наступит новый рассвет.

Рабиндранат Тагор

Перед самым Рождеством 1895 года Альфред Нобель принял было на работу секретаршу, владеющую языками, в надежде, что это снимет с него хотя бы часть нагрузки по написанию писем. Секретаршу звали Софи (снова Софи!) Альфстрем, и она была шведкой, что в его глазах, безусловно, было плюсом. Но ей было 32 года, и она была достаточно хороша собой, что оказалось тем «минусом», который уже в январе привел к ее увольнению. В качестве повода для увольнения Альфред назвал то, что ее знание языков все же оказалось для него недостаточным, но это был лишь предлог – новая Софи не владела искусством деловой переписки, но за пару месяцев вполне могла бы его освоить. Проблема, видимо, заключалась в том, что, несмотря на возраст, он почувствовал сильное влечение к этой молодой женщине.

Позже Альфред признавался, что вполне мог бы оставить ее в качестве домоправительницы, «не будь она слишком моложава на вид, чтобы это положение не могло бы быть превратно истолковано узколобыми любителями посплетничать». При этом он продолжил переписку с Софи, обсуждая с ней литературные темы. «Мы с вами не сходимся во мнения по поводу “Пер Гюнта”, что мне не мешает в движениях вашей руки видеть признаки поэтичной, полной энтузиазма души. Попытайтесь сохранить это сокровище до сумерек жизни», – писал он несостоявшейся секретарше.

В преддверии Рождества у Альфреда Нобеля вдруг сильно схватило сердце, а затем начались столь сильные боли в суставах, что он просто не мог ходить и свалился в постель в своем доме в Сан-Ремо. Правда, успел позаботиться о том, чтобы послать новогодние подарки и свежие розы из своего розария всем, кому посылал подарки в предыдущие годы, добавив в этот список и обзаведшихся семьями племянников. Он провалялся в постели пять дней, и в этом тоже была своя положительная сторона: у него появилось свободное время. Лежа в постели, Альфред, во-первых, принял два важных решения: уйти из правления французского динамитного треста и обратиться к маклеру, чтобы начать продажу дома на Малахов, поскольку он стал проводить все меньше времени в Париже, так что на время пребывания там вполне мог удовлетвориться гостиницей. Во-вторых, он вновь почувствовал творческий зуд и взялся за завершение давно задуманной пьесы, которая поначалу называлась по имени главной героини «Ченчи», но в итоге получила название «Немезида» – по имени греческой богини отмщения.

О том, что именно подвигло Альфреда Нобеля на написание этой пьесы, существуют различные версии – включая и ту, что немалую роль при ее написании сыграли его сексуальные фантазии по отношению к Берте фон Зуттнер и сама довольно отдаленная перекличка имени Берты с Беатриче.

Напомним, что Беатриче Ченчи – реальная историческая фигура. Девушка жила в Риме, и в 1598 году, когда ей был 21 год, вместе с мачехой Лукрецией Петрони-Ченчи и братом Джакомо вступила в сговор, чтобы убить отца, «грубого и развратного» старика, которого обвиняла в кровосмешении. В итоге она была осуждена за это преступление и казнена вместе с сообщниками через отсечение головы.

Образ Беатриче Ченчи на протяжении столетий увлекал многих прозаиков, поэтов и драматургов, в том числе и таких великих, как Стендаль, Дюма, Уайльд, Моравиа и др. На сцене воплотить трагическую историю девушки еще в 1816 году попытался Винченцо Пьераччи, а спустя три года это сделал великий Перси Биши Шелли, с пятиактной трагедией которого Альфред Нобель был очень хорошо знаком. Уже позже свои трагедии «Беатриче Ченчи» написали Юлиуш Словацкий (1839) и Джованни Никколини (1844), но их пьес Альфред Нобель мог не знать. Как бы то ни было, он решил писать пьесу в своем собственном ключе, превратив ее прежде всего в антиклерикальную, изобличающую все ханжество католичества, а по большому счету и христианства в целом, да и любой религии вообще. Альфред работал над пьесой до начала марта, и когда закончил последний, четвертый акт, почувствовал, что он счастлив – ведь это было первое завершенное им художественное произведение. Больше того – по его мнению, оно не только вполне могло быть поставлено на сценах лучших театров мира, но и должно было снискать большой успех, вызвав полное понимание у антиклерикалов и взрыв негодования у верующих «святош».

Чрезвычайно показательно, что в январе – марте, на протяжении всего времени работы над «Немезидой» он интенсивно переписывался с Бертой фон Зуттнер, все письма которой в последние годы сводились только к одному – к просьбам о все новых и новых пожертвованиях. Можно, безусловно, восхищаться идеалами фон Зуттнер, ее благородной деятельностью, но, читая ее переписку с Альфредом Нобелем, нельзя отделаться от мысли, что речь идет о профессиональной сборщице пожертвований у состоятельных людей. Уже 1 января 1896 года от имени возглавляемого фон Зуттнер Общества друзей мира Нобелю, как и другим спонсорам, было отправлено письмо с новогодними поздравлениями, за которыми следовал такой текст:

«Выражаем Вам нашу глубокую благодарность за пожертвования, свидетельствующие о Вашем живом интересе к благородному делу мира.

Мы апеллируем к этому интересу с настоятельной и насущной просьбой и в дальнейшем не забывать нас. Наши задачи с каждым днем все масштабней, а вместе с ними растут наши расходы, и нам требуется все больше усилий для получения самых необходимых средств. Среди богатых людей, которые, казалось бы, больше всего заинтересованы в мире, мало кто сочувствует нашему делу, поэтому мы вынуждены просить немногих друзей, в частности Вас, удвоить Вашу практическую помощь.

Мы твердо надеемся на Вас и Ваше испытанное участие».

Согласитесь, что даже Остап Бендер, говоря от имени «гиганта мысли и отца русской демократии», не смог бы написать лучше! В следующем письме, датированном 12 января, Берта сообщает Нобелю о создании филиала своего общества в Венгрии, говорит об огромном внимании прессы к ее деятельности и, наконец, подходит к главному:

«Надолго ли момент моей известности? Но пока он есть, он способствует успеху.

Да если бы у меня были сегодня средства, я бы добилась самых неожиданных результатов…

…Помните, Вы мне говорили в Берне (на обеде), что Вы готовы пожертвовать двести тысяч франков на дело, которое достойно этого. И верю, будет день, когда Вы сделаете это, и даже больше. И ради Вашей готовности поверить в этот день я продолжаю держать Вас в курсе событий…

…О, друг мой, поверьте мне, нет ничего более великого, более насущного и более божественного в этом мире, чем борьба против этого ига войны. Да, эта борьба трудна…. Если бы Вы не помогли мне с самого начала – вспомните Ваш чек, который помог