Лабинцы. Побег из красной России. Последний этап Белой борьбы Кубанского Казачьего Войска - Федор Иванович Елисеев

– Наш лагерь в Екатеринодаре постепенно разгружался. Рядовых казаков отпускали по домам, офицеров куда-то высылали, а специальных войск – сапер и артиллеристов – назначили в Красную армию.

В Екатеринодаре красные открыли свое кавалерийское военное училище и всех офицеров, кто был в нашем военном училище и в учебном конном дивизионе, назначили туда инструкторами. Не на командные должности, а инструкторами. Одели нас даже в свою форму, «с чертовыми шишаками» (буденновскими шлемами).

Жили мы на частных квартирах. Нас не притесняли. Училище помещалось в здании нашего Мариинского института. Вдруг десант из Крыма. Все перевернулось. А тут из гор показался генерал Фостиков. Немедленное распоряжение – всем офицерам, военным чиновникам (будь они и в отставке) и юнкерам прибыть в управления своего отдельского комиссариата для регистрации. О десанте в станицах, конечно, ничего не знали, и каждый явился запросто. Прибывших немедленно же оцепили войска ЧК, доставили на приготовленные поезда, и вот мы здесь. А с нас, инструкторов, сняли казенную форму, приказали надеть свою и присоединили ко всем. Жаль Безладного, его расстреляли. Он же был командиром Корниловского полка!

Расстреляли еще есаула Бориса Ногайца и хорунжего Анатолия Косякина. Технический батальон был полностью зачислен на службу и на Черноморском побережье, зарывал павших лошадей и калмыцкий скот. Какие-то «зеленые» обстреляли их на работе, и совершенно случайно был убит командир их батальона, полковник. (Он назвал фамилию, которую я забыл.)

На одной открытой платформе густо сидит группа пожилых офицеров в крупных папахах.

– А это кто, Филиппыч? – спрашиваю Лопатина.

– В шинели – Генерального штаба генерал Диденко, бывший начальник Кубанского военного училища… Рядом с ним полковник Ермоленко, его помощник, а левее – есаул Вербицкий, училищный казначей. А вон и Женя Демяник, нашего учебного конного дивизиона есаул. Все мы одновременно, и войсковой старшина Безладнов, были инструкторами в кавалерийской школе, – поясняет словоохотливый мой друг.

Всех их я знал лично по Екатеринодару.

Рядом с генералом Диденко сидел неизвестный мне пожилой офицер, также в крупной папахе. Спросил Лопатина и о нем – кто он? И узнал – то был полковник Скороходов, начальник кубанской артиллерии, родом терский казак.

Как могли офицеры в таких больших чинах и должностях остаться «на берегу» – мне было непонятно тогда.

Мы, «морозовцы», голодны.

– Дайте хоть кусочек сала, нашего, кубанского, – прошу их.

– Да мы сами голодные!.. Все мы прибыли на регистрацию налегке, думали, что потом нас отпустят по домам, прибыли в чем попало, не захватив ничего теплого из одежды, а не только что взять с собой продукты… В дороге вот уж три недели и сами голодаем. И даже не знаем – куда нас отправляют?.. Вчера по этой платформе проходил с женой генерал Брусилов, маленький, сухой старичок в штатском. Такая и жена его. Наши старшие обратились к нему с просьбой походатайствовать о нас и узнать – куда нас отправляют?.. Но он ответил, что в этом вопросе его персона совершенно беспомощна. А жена, держа его под руку, все время плакала, – закончил Лопатин.

Мои станичники, сотники Вася Боярский, Гриня Белоусов, братья Сотниковы, просят навестить их «станичный вагон».

В нем глубокие старики, бывшие в отставке уже 20 лет тому назад, когда я семилетним мальчиком поступил в станичное двухклассное училище: войсковой старшина Ламанов, соратник генерала Скобелева и наш полковой историк; военный чиновник с двумя просветами Слепухин – оба дряхлые старики, не могущие ни выйти, ни влезть в свой вагон… Тут же еще бодрый телом Г.Г. Булдыгин, вахмистр Конвоя Императора Александра II, долгий атаман станицы.

– Надо было драться до конца! – строго сказал он мне, старейший казак нашей станицы; мне от его слов стало стыдно.

В углу, у окна на верхних нарах, как запуганный кролик, сидит сын фельдшера Недай-Каши, очень красивый и стройный мальчик в станице, младше меня лет на пять.

– А тебя почему сюда загнали? – удивленно спросил его.

– Не знаю-у, – тихо, мягко отвечает мне этот черноглазый 22-лет-ний казак, похожий на мальчика. – Я был старшим писарем в отделе, а потом произвели в военные чиновники, ну так за это, – печально добавил он, старший сын очень бедных родителей.

Судьба их ужасна. Все эти 6 тысяч Кубанской Войсковой чиновной среды, в этом же году, погибнут на Северной Двине. О них скажется своевременно, в хронологическом порядке «нашей одиссеи». Это была кровавая дань Войска Кубанского за неудачный десант из Крыма. Плачь, Кубань, о сынах своих!

Никто не описал, какова была расправа красных по станицам, по уходе десанта? Но вот эти 6 тысяч офицеров и военных чиновников Кубанского Войска, с которыми мы встретились в Москве и расстрелянных в том же году на Северной Двине, являлись первыми жертвами.

Кубань, наше Кубанское казачье Войско, захлестнулось и еще слезами 6 тысяч вдов!.. А сколько после них осталось сирот – мы теперь и НЕ УЗНАЕМ.

Еще одна встреча со своими

Нашу группу поместили в Астраханских казармах, находящихся за речкой Яузой.

Мы попали в скверную обстановку. Фактически это был лагерь для дезертиров из Красной армии, в казармах старой армии какого-то полка.

Большой двор выстлан крупными булыжниками. Каменная стена до пояса, выше железная решетка. Все прочно, хорошо, нормальная «горожа», но теперь она вся оплетена колючей проволокой. У калитки часовой с винтовкой. Пропуск кого бы то ни было – только по запискам.

Казармы. Их много. Все они давно окрашены в красный цвет, который стал грязным. В них двойные нары. На них грязные матрацы и подушки, в которых солома стала трухой от давности. Но и на двойных нарах теснота исключительная. Вонь и грязь, грязь и вонь. Их, кажется, никто не подметает и не убирает мусор. Об умывальной и уборных лучше не писать. Здесь несколько тысяч дезертиров. Отдельными «оазисами» в них размещены офицеры колчаковской армии, которые предназначены пройти науки на «военно-политических курсах» здесь, в Москве, и потом будут отправлены на фронт, так как польская армия успешно наступает, берет город за городом, и надо «защищать Отечество». Оказывается, нас также вызвали сюда для этого, но мы только предназначены, являемся пока «кандидатами» для поступления. Из пленных колчаковских офицеров многие уже «прошли курсы», отправлены на фронт, и из-за недостатка офицеров в Красной армии некоторые получили хорошие строевые должности, выше тех, кои они занимали в Сибирских армиях.

На наше удивление – большинство из них стремилось как можно скорее попасть на курсы, так как там хорошо кормят, дают настоящий солдатский паек, а дальше – «что будет». Среди них очень мало штаб-офицеров. Если у