Владимир Голяховский - Русский доктор в Америке. История успеха

Заполняя на них истории болезней, я задавал им простой и обязательный вопрос:

— Какая у вас работа?

Они таращили на меня глаза с удивлением и непониманием. Поначалу я относил это на счёт моего непривычного им акцента и переспрашивал:

— Какую вы работу делаете?

Однако ничего не просветлялось в их взглядах.

— Док, я не работаю.

— Ну, а раньше работал?

— Док, я и раньше не работал. Я, док, никогда не работал.

Это был настолько стандартный диалог, что в конце концов я просто перестал спрашивать про работу — ответ был ясен по одному виду.

Полагалось ещё записывать семейное положение. Толстенная, в три обхвата, чёрная женщина двадцати восьми лет. Я спрашивал:

— Вы замужем?

— Не-е, я незамужняя, док, — хихикая.

— Значит, живёте одна?

— Нет, я живу с детьми, док.

— Значит, был муж?

— Какой муж? Я говорю, что незамужняя я.

— Сколько детей?

— Восемь, док. У меня их восемь.

— Восемь?

— Ну.

— Как же вы их прокармливаете, если не работаете?

— Я получаю на них пособие, док, город платит.

— Сколько?

— Тысячу двести долларов в месяц.

— А, ну это другое дело. Сколько старшему?

— Четырнадцать.

Я быстро подсчитал: значит, она родила его, когда ей самой было четырнадцать.

— Что он делает, учится?

— A-а, не знаю, — безразлично махнула рукой и отвернулась.

— Как же вы не знаете?

— Он уже год, как сбежал из дому и пропал куда-то.

— Значит, на него пособие не платят?

— Получаю, док. Мне надо бойфренда содержать. Он на мои деньги живёт.

— Что ж, бойфренд не работает?

— Ему шестнадцать лет, док.

Ага, вот что…

В округе нашего госпиталя дети были основным и единственным источником законных доходов. Хотя противозачаточные таблетки были в ходу, но детей рожали и рожали, сколько могли, — для денег.

Одна из больных, пятидесятидвухлетняя наркоманка и алкоголик, страшная, лохматая и грязная, со всякими хроническими болезнями, спрашивала меня:

— Док, как мне забеременеть? Я хочу ребёнка, док.

— Для чего вам ребёнок? Вы ведь в возрасте, да и больны очень.

— Док, я хочу ребёнка.

— Ваш муж тоже хочет ребёнка?

— У меня нет мужа, док.

— Тогда тем более, зачем вам ребёнок?

— Я хочу получать на него сто пятьдесят баксов в месяц.

У них полностью отсутствовал основной элемент социальной структуры общества — нормальная семья. Практически никто из наших пациентов не вёл семейной жизни. Они жили по улицам какими-то странными стаями; пусть меня простят за сравнение, но существовали они, как животные, на своих территориях. И всё это было не в глубине джунглей, эти тени Бруклина годами безнаказанно существовали в многомиллионном городе — финансовой, информационной и торговой столице всего мира.

Девочек тринадцати-четырнадцати лет, которые уже имели своих детей, было полно. Одна молодая женщина, лет тридцати, принесла больного мальчика трёх лет. С ней была девушка, на вид лет пятнадцати, очевидно — старшая дочка. Пока я осматривал ребёнка, девушка играла его пальчиками и хихикала. Чтобы положить его в госпиталь, нужно было письменное согласие матери.

— Теперь вы, мамаша, должны подписаться вот здесь, — протянул я бумагу той женщине.

— Я не мама, я бабушка, — сказала она со смехом.

— Вы — бабушка? Ни за что бы не подумал. Сколько вам лет?

— Тридцать один.

— Да? А где же мать?

— Да вот она — мать, — указала на девушку.

Удивившись, я протянул бумагу ей.

— Тогда вы должны подписать. Вам уже есть восемнадцать?

Она заморгала глазами от удивления. Вступилась мать:

— Не-е, док, ей только шестнадцать.

По закону она подписать не могла, пришлось подписывать бабушке.

Кто были отцы — этого почти никогда не знали и, очевидно, не очень интересовались.

Во многих случаях отцами младенцев бывали отцы, родственники или братья девочек-матерей: в обществе, более похожем на звериное, чем на человеческое, это ни грехом, ни странностью не считалось. И вот что интересно: несмотря на все и всякие кровосмешения, практически никогда к нам не приводили изнасилованных девочек.

Разгул сексуальной жизни, как у обезьян, был там нормой поведения.

На одном из дежурств индиец Гупта срочно вызвал меня в неотложную. Туда привезли двадцатисемилетнего чёрного, который ни минуты не хотел лежать спокойно на каталке, всё время вскакивал и гортанным хриплым голосом кричал:

— Док, а док! Я могу уходить? Отпусти меня, док! Док, а док!..

Гупта сказал:

— Владимир, займись этим беспокойным парнем.

Он был там частым визитёром, поступал каждые два-три месяца — то с травмой, то с отравлением, то с воспалением. Я расспрашивал его:

— Наркотики употребляешь?

— Угу, док. Отпусти меня, док.

— Какие наркотики?

— Док, я все перепробовал. С тринадцати лет, док.

— Марихуану куришь?

— Курил, док, десять лет курил, перестал — не берёт больше, док. Отпусти меня!..

— Кокаин нюхаешь?

— Док, да я всё нюхаю, док. И кокаин тоже, док.

— Героин колешь?

— Док, я всё колю, док. И героин тоже. Три раза в день, док.

— Слушай, а можешь мне сказать — зачем тебе всё это надо?

Он удивлённо вытаращил на меня глаза: такой вопрос ему в голову не приходил. Я ещё раз:

— Зачем тебе это надо?

— Док, так я, знаешь, живу под каким напором… Я ведь человек, док, я человек.

— Какой же такой напор на тебя?

— Док, так мне ведь надо сто пятьдесят, а то и двести баксов, не меньше, док.

— В неделю?

Он опять изумился:

— Док, мне надо сто пятьдесят — двести баксов в день, док.

На этот раз изумился я — на сто пятьдесят долларов наша семья могла неплохо питаться дома целую неделю.

Он лежал несколько дней и всё время требовал его отпустить. Странным было то, что, несмотря на большие дозы сильных антибиотиков, его температура не падала и анализы продолжали показывать воспаление. Однажды загадка разрешилась: в госпиталь приходили его дружки и, когда сестра не видела, легко и быстро вкалывали грязную иглу через стенку катетера и вводили в вену нестерильные наркотики. Получалось, что через тот же самый катетер мы его лечили, а они калечили. И однажды он пропал: ушёл сам, сбежал с нашим катетером в вене.

Какой у него был источник денег, я не спрашивал. Наверняка он не снимал их со своего банковского счёта. Но однажды, много недель спустя, я вновь увидел того своего пациента: ранним утром почти по пустой дороге я ехал на машине в госпиталь, и неожиданно меня справа обогнал большой «Мерседес»; краем глаза я успел заметить, что за рулём был тот чёрный парень. Из любопытства я на расстоянии поехал за ним. Он остановил «Мерседес» носом к воротам гаража, которые, я раньше обращал внимание, всегда были на запоре. На условный стук ворота открылись, и парень вкатил шикарную машину внутрь. Ворота сразу же закрылись.