Владимир Голяховский - Русский доктор в Америке. История успеха

— Конечно, нет. Ей не нужна, ему нужна, — был ответ.

Нога не заживала, а хирург взял отпуск для сдачи экзамена на высшую категорию (National Board Exam). На перевязках я видел, что воспаление распространялось, и докладывал другому аттендингу — гаитянину. Он обещал посмотреть, но время тянулось.

К нам в ту пору пришёл на практику студент-медик по имени Маршал, длинный, как жердь, и наивный тоже, как палка. Он придумал, что ему полезно поработать в таком госпитале, как наш, чтобы потом помогать бедным и бездомным. Резиденты над ним посмеивались, и он прибился ко мне. Ходил за мной, как телок. А мне нравилась его юная наивность; и он был единственный по положению младше меня — я много ему рассказывал и показывал.

После перевязок той старушки он спрашивал:

— Доктор Владимир, что надо делать, чтоб остановить воспаление?

— Нужно скорее ампутировать ногу. Ничего другого не придумаешь — начнётся гангрена.

— Неужели это так серьёзно?

— В медицине, Маршал, всё серьёзно: любое осложнение может убить больного.

Время шло, аттендинг-гаитянин не хотел вмешиваться в работу Шенки, и состояние больной ухудшалось. Когда пришёл после экзамена хирург, пришлось ампутировать ногу под коленом.

Маршал был потрясён. Теперь мы с ним перевязывали культю ноги, но и на ней были признаки воспаления. После перевязки он хватался за голову:

— Доктор Владимир, она же пришла в госпиталь на своих ногах!.. Как вы думаете, она поправится?

— Боюсь, что её уже нельзя спасти.

— Не может быть!

Раньше мне не приходилось наблюдать случаи ненужных операций. В России такое понятие не существовало. Там, скорее, не делали операций, которые были нужны. Но хирургам там не платили за операции. А в Америке операции стоят дорого. И поэтому их иногда делают тем, кому они не очень нужны, кого можно лечить без операции. Мне и потом приходилось наблюдать это типично американское явление.

К сожалению, история с той старушкой не кончилась на ампутации: гангрена пошла выше, и через неделю ей сделали ампутацию бедра выше колена. Её общее состояние от глубокой и длительной инфекции ухудшалось, она впала в кому и через неделю умерла от осложнений. Бедный Маршал был совсем потерян:

— Почему, почему это должно было произойти с такой хорошей старой женщиной?!

Это был первый трагический случай в его наблюдениях. Щадя его наивность, я осторожно пытался объяснить ему, что такое ненужные операции, но и сам ещё неясно это понимал. Он и верил и не мог поверить моим объяснениям, ему это казалось диким.

По правде говоря, я тоже думал так.

Если индийцы были хорошо образованные и вели себя воспитанно (даже иногда приниженно), с завуалированной хитростью и жадностью, то гаитянские доктора отличались примитивностью во всём, особенно в манере поведения. В госпитале они составляли единую сплочённую массу напористых рвачей и разбойников. В этом, конечно, просвечивали традиции их страны — маленькой и самой бедной в западном мире. Диктатор Дювалье, сам тоже доктор, тогда зверски управлял своим забитым народом с помошью «гаитянской опричнины» — тонтон макутов, и кто только мог, сбегал от него. Доктора в Гаити учились по американским и европейским учебникам и зачастую приезжали для трейнинга в Америку, поэтому сдать экзамен им было не так трудно. Но по уровню образованности и практическому искусству лечения они были явно ниже других. Удерживаться в госпитале и хорошо зарабатывать им помогала их сплочённость. Стоило пациенту попасть на приём к одному доктору-гаитянину, как он тут же передавал его на консультацию ко второму гаитянину, от второго к третьему, от третьего к четвёртому — так футболисты одной команды передают мяч друг другу. Доктора насчитывали лишнее за непроведённое обследование и лечение и так зарабатывали.

Именно доктор-гаитянин доверил мне делать первую операцию: я должен был удалить петлю металлической проволоки на месте сросшегося перелома локтевого отростка. Ассистировал мне гаитянин Луис, а аттендинг в это время стоял в стороне и болтал с операционной сестрой-гаитянкой. Операция сама по себе простая: разрез кожи всего 3–4 см по прежнему рубцу от первой операции, над местом, где прощупывается проволока; она вставлена туда для скрепления отломков кости. После разреза тонкая проволока диаметром 2,5 мм перекусывается щипцами и вытягивается. Вот и всё. Такую маленькую и простую операцию даже не хотел делать резидент второго года Луис, поэтому и поручили мне.

Прошло пять лет с тех пор, как я не делал никакой операции. Поэтому всё-таки волновался. Луис руководил мной, как большой профессор, и даже снисходительно похваливал:

— Всё правильно. Ты, русский, молодец.

Но когда я попытался вытянуть проволоку, она не поддалась.

— Ну, ну, давай, давай, русский!.. Такая простая операция, а ты не можешь сделать!

Мне очень хотелось показать, что я могу, но чёртова проволока застряла где-то вглубине сросшейся кости. Я по опыту знал, что лучше действовать осторожно, чтобы не сломать кость. Луис понукал меня и нервничал:

— Да ну же — да тяни ты! Да тяни!.. Какой из тебя хирург будет? Руки у тебя деревянные.

Я под маской кусал себе губы, и как ни хотел доказать, что руки у меня хирургические, но не уступал его понуканиям. Он не выдержал:

— Эх, ты!.. Давай, я сам сделаю.

Он стал тянуть и дёргать за оба конца, но проволока всё не поддавалась.

Прошло уже с полчаса, аттендииг болтал с сестрой и скептически поглядывал на нас:

— Ну, что там у вас? Эх вы, молодёжь!.. (Я был старше него.)

Он подошёл ближе и стал давать советы:

— Тяни сюда… потяни в другую сторону… А ну-ка, подвиньтесь — я сам сделаю.

Мне было очень неловко, что я не смог докончить свою первую операцию, такую простую. Я знал, что могло бы помочь, и предложил:

— Что, если сделать небольшую резекцию (иссечение) кости вот здесь? Тогда проволока выйдет легче.

— Какую ещё резекцию? — ворчливо возразил аттендинг. — Смотри!

Он взялся за щипцы, дёрнул проволоку, и — крак! — кость сломалась как раз в месте прежнего сращения. Наступила сцена неловкого молчания: аттендинг оторопело смотрел на развалившуюся кость, Луис смотрел на него, сестра смотрела на всех нас — все были смущены.

Мой первый опыт оказался неудачным. Но я рад был, что не поддался самолюбию и действовал осторожно. По крайней мере, я не сломал кость. В хирургии самое главное — не навредить! Гаитянин этого не знал или не учёл.

Пришлось снова скреплять обломки кости, на этот раз пластинкой с винтами. Операция затянулась более чем на час. Но мне её уже не доверили.