Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 2

Юрок наткнулся на бочку и, совершенно еще не понимая положения дел, схватил ее за верхние края, видимо, чтобы откатить в сторону или внутрь. В то же мгновение топор Вольфа гулко тяпнул в темноте по краю бочки рядом с пальцами. Юрок отскочил назад.

— Что это?

— Иди спать! Я уже сказал: разговоры откладываются до утра.

Юрок повернулся, чтобы уйти.

— Нет, не откладываются! Эй, воры, подымайсь! Живо! — завизжал в бешенстве Рябой. — Тащить сюды энту суку и заигранного: мы сей минут будем суд держать! Все подымайсь!

Босые люди посыпались с нар как крысы. В сумраке и в разноцветных полосах света казалось, что на нас двинулась армия.

— Рябой, у них топор! — крикнул Юрок, сдерживая столпившихся буровцев.

— Делайте всех на чистую! — скомандовал Рябой.

Толпа послушно тронулась вперед.

— Кто прикоснется к параше в дверях, будет убит! — крикнул Николай.

— Гад, ты доживаешь обратно последний твой час!

И Юрок, слегка откачнувшись телом назад, вдруг изловчился и неожиданно ударил ногой в бочку. В руке у него блеснул нож. В то же мгновение я вытянул руку и ткнул его в лицо палкой с гвоздем. Палка попала во что-то мягкое, вероятно, в щеку, но рваной раны не нанесла, потому что гвоздь торчал вбок: я это не досмотрел.

— Ты, помощник смерти, чтоб тебя зарезали! — крикнул мне Юрок, ухватясь левой рукой за щеку. — Слышь, гад, и ты живешь до утра! Дневуешь в морге, паразит!

Крысы стихли, люди молча толпились перед нашей баррикадой, не проявляя ни малейшего желания лезть под удары.

— Это што же за безобразия такая! — закричал с постели Рябой. — Семьдесят человек не схватят четырех?! А?!

— Мишка у ворот не выдержал и мы не выдержим, — тихо проговорил Нахаленок. — К утру будем готовы. Так обороняться бесполезно. Надо чтой-то придумать.

— Ложись и толкани бочку с земли! Не бойся! До пола они топором не достанут! — между тем скомандовал Юрок одному из оборванцев и для внушения дал ему по уху. Тот лег, подкатился по полу к бочке и сильным толчком сдвинул ее внутрь. Вся система нашей обороны затрещала и заходила ходуном. Ударить лежащего топором по спине или затылку поверх бочки было невозможно, дотянуться дубиной — тоже.

— Осторожно, Вольф, чтобы не выхватили топор!

— Чего смотрите! Давай вперед! Хватай их!

Так началась генеральная атака. Когда семьдесят человек лезут в узкую дверь, то порядка не может быть, и напор осаждающих был невелик: в конце концов сражаются только первые два-три человека. Мы выставили вперед свое оружие, и люди отступили на полшага, чтобы не попадаться под удар. Но лежавший на полу делал свое дело — бочка стала медленно сдвигаться вбок.

— Цыган, садись на пол и держи бочку на месте!

— Дядя Коля, а живот? У мине катар тонкой кишки!

И вдруг Юрок опять, на этот раз поверх лежащего у бочки человека, с разбега толкнул бочку ногой. Раздался треск: гнилая параша стала рассыпаться.

— Бей сук! Бей! — кричал Юрок. Все сдвинулись еще ближе. Я слышал хриплое дыхание осаждающих. В темноте мы размахивали в воздухе своим оружием, но никого не зацепили и поняли, что долго такое напряжение длиться не может: лежавший на полу блатняга обхватил бочку у основания обеими руками и стал отжимать ее в сторону. Один из нападавших успел просунуть в щель ногу, получил по ней палкой, завыл и упал назад, но щель осталась.

Настали последние минуты нашего сопротивления.

— Нахаленок! Лезь в окно! Тихо! Незаметно! Закричи, что в бараке готов побег! Массовый, понял? Ну, вали!

Я и Николай яростно замахали оружием. Вольф коленом задвинул бочку опять в дверь, сел на пол и стал второй бочкой припирать первую. Все трое, как по команде, заорали для устрашения: «Назад! Убьем!» — и в то же время всем телом почувствовали, как позади нас что-то тихо зашуршало, посыпалась штукатурка, заскрипели доски: это Нахаленок сложил у стены обломки стопкой, чтобы упереться в нее ногами и протиснуться в окно.

— Бей сучье племя! — гремел Юрок. И с вытянутой ногой ринулся на бочку.

— Назад! Убьем! — орали мы.

И вдруг снаружи послышался быстро удаляющийся мальчишеский крик:

— В бараке побег! Подкоп! Восстание!

Сразу с обеих вышек гулко грянула дробь автоматных очередей: это стрелки дали сигнал караульному взводу. В окна ворвалось ослепительное сияние осветительной ракеты.

Каждый из нас видел фотографии, снятые гитлеровцами в своих лагерях смерти — вылощенных эсэсовцев с пистолетами у пояса в окружении заключенных. Ничего подобного в советских лагерях не было и быть не могло, потому что урки, а позднее бандеровцы и власовцы, мигом такого щеголя разоружили бы и кокнули на месте из его же пистолета. Вход в зону с оружием в наших лагерях был строжайше воспрещен, и на проходной все офицеры сдавали оружие дежурному надзирателю. Но по тревоге вход с оружием разрешался, и мы услышали лошадиный топот кирзовых сапог еще тогда, когда взвод пробегал ворота. Потом сапоги мелькнули в окнах. Яркий свет нескольких электрических фонарей скользнул по комнате, кучка запыхавшихся солдат с автоматами наперевес ворвалась в помещение и картинно застыла у двери, ощетинясь смертоносными дулами.

— Собачье! Бежать вздумали, так вашу мать и перетек?! — загремел начальник караула. — Встать! Ну, хто здесь зачинщик?! Выходи!

Буровцы молчали. Четверо стрелков с фонарями стали водить снопы фиолетово-белого света по лицам стоявших штрафников. Из темноты появлялись и исчезали худые, черные, измученные хари и раскрытие от страха рты. Все оцепенели и не шевелились.

— Повторяю, — начальник угрожающе поднял пистолет, — кто зачинщик? Хто здесь хочет пулю в сердце?

И тут в гробовой тишине замершего барака откуда-то снизу по-заячьи пропищал дрожащий голосок:

— Я!

Это за нашими спинами из-под досок отозвался Чечетка. От неожиданности все вздрогнули.

— Давай сюды!

Доски зашевелились и Чечетка быстро засеменил к дверям. Повалился перед начальником на колени и, ломая руки, зарыдал:

— Я, гражданин начальник! Хотел бежать сам и всех подговаривал! Я! Подкоп начал вести под вахту! Хотел спалить! Я! Берите меня! Оружие приготовил — топор украл у ремонтников! Хотел вас лично рубать начисто! Я! Я! Берите меня!

И, не ожидая ответа, как ловкая крыса, вдруг вскочил и скользнул в плотную толпу стрелков, бесцеремонно отодвинув руками несколько дул.

Начальник почесал нос. Сморкнулся на пол. Вынул платок и, отставив мизинец, не без элегантности вытер платком нос и пальцы. Сказал:

— Ну и мозгокрут!