Андрей Громыко. Дипломат номер один - Леонид Михайлович Млечин

Госсекретарь Сайрус Вэнс быстро понял, как вести дела с Громыко, и доложил своему президенту:

– С русскими можно говорить очень откровенно, но чтобы рядом никого не было. Тогда они откроются и скажут вам: «Ну ладно, наша проблема заключается в том, что…» Так вы поймете их затруднения и сможете прикинуть, нельзя ли их учесть, когда вы будете добиваться собственных целей. Русские просто не могут обсуждать все это открыто в присутствии всех своих сотрудников. Такие обсуждения для них опасны.

Вэнс пришел к выводу, что нужно вернуться к секретной дипломатии, тайным каналам, встречам подальше от журналистов. Накануне встреч на высшем уровне американцы старались заранее ознакомить советских дипломатов со своей позицией. Это была не любезность, а тактический прием: советская делегация проявляла больше гибкости, если заранее знала, чего ей следует ожидать.

Американская система оставляла больший простор для импровизации. Государственному секретарю достаточно согласовать свои предложения с президентом, а Громыко вынужден был убеждать все политбюро.

Договариваться об ограничении и сокращении ядерного оружия было безумно сложным делом. Военные – и советские, и американские – противились любым ограничениям и винили своих дипломатов в том, что они позволили другой стороне подписать документ на выгодных для себя условиях.

Заместитель министра иностранных дел Владимир Семенов рассказывал в узком кругу, как он приступал к переговорам с американцами на ядерные темы. Министр обороны маршал Гречко на политбюро сказал, что сама идея договоренности с американцами преступна. Идти на переговоры надо вовсе не для того, чтобы договариваться. И, обратившись к дипломату, добавил:

– Если Семенов намерен о чем-то договориться, то пусть сам решит, где он намерен сидеть – на Лубянке или на гауптвахте Московского военного округа.

Маршал Гречко и министр Громыко не подозревали, что нечто подобное произносилось и в Вашингтоне. Американские военные с нескрываемой ненавистью говорили, что Генри Киссинджер «попросту идет у Советов на поводу», что достигнутые им соглашения – «фарс, невыгодный для Америки», что «Киссинджер потерял разум».

Главным оппонентом государственного секретаря Генри Киссинджера стал министр обороны Дональд Рамсфелд, бывший футболист, борец и летчик. Он возражал против любых соглашений с Советским Союзом и довольно успешно мешал Киссинджеру. В январе 2001 года Рамсфелд вновь занял пост министра обороны – на сей раз в правительстве Джорджа Буша-младшего…

Поскольку все эти соглашения касались конкретных цифр и спор шел именно из-за них, американцы всякий раз предлагали положить на стол данные обо всем оружии, которым располагают обе стороны, и тогда уже договариваться. Советская делегация отвечала, что в ее обязанности не входит помогать американской разведке, и наотрез отказывалась представлять любые сведения о своем оружии. Советские дипломаты говорили, что они же не просят американцев представить им данные об американских вооружениях. Но в этом не было нужды, все это публиковалось в открытой печати.

Когда в семидесятых годах шла работа над вторым договором о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ-2), американцы вновь поставили вопрос об обмене данными. Глава советской делегации, опытнейший дипломат Владимир Семенов, раздраженно заметил:

– Кому нужен обмен данными? У вас есть национальные технические средства, поэтому вам все известно.

Американцы действительно знали многое из того, что не было известно советским гражданам, не допущенным к высшим секретам государства. Советские военные нервничали, когда американцы публично называли данные о нашем оружии, которые не полагалось знать дипломатам. Дипломатов военные не посвящали в свои секреты. У американцев все обстояло наоборот.

Когда госсекретарь Вэнс весной 1977 года полетел в Москву с новыми предложениями о сокращении стратегических вооружений, военные члены делегации попросили разрешения с ними ознакомиться. Вэнс разрешил своему помощнику показать военным документ. Но не полностью. Для них оставалась секретом запасная позиция. Американцы знали, что Громыко своим упрямством иногда заставляет отступать на запасные позиции. В данном случае делали вид, что запасной позиции нет вовсе.

Помощник Вэнса поехал в американское посольство и устроился в так называемом сейфе – специальном помещении, защищенном от электронного прослушивания. С помощью ножниц и клея он стал вырезать из инструкций места, которые военным не следовало знать. Его застукали за этим занятием.

Предусмотрительный Владимир Семенов распорядился записывать свои беседы с американцами на магнитофон. Входивший в состав советской делегации генерал-лейтенант КГБ Сергей Александрович Кондрашев похвалил Семенова:

– Это сразу сняло все вопросы, которые были насчет того, о чем будут говорить наши представители. Один очень высокий руководитель, прочитав записи ваших бесед, спросил, откуда он все это берет? Ведь за всю беседу он ничего не сказал по существу, а американцы благодарят его за разъяснения. Я объяснил им, что это и есть дипломатическое искусство плюс эрудиция…

С советской стороны переговоры вели, разумеется, дипломаты Громыко, но определяющим оставалось слово Генштаба. Повлиять на военных мог только генеральный секретарь. Отказать Брежневу они не могли. И согласились в 1979 году подписать с американцами второй договор об ограничении стратегических вооружений, ОСВ-2.

Причем американские «ястребы» были так же недовольны договором, как и советские. Накануне отлета Джимми Картера в Вену, где предстояло подписание, сенатор Генри Джексон, который всегда критиковал нарушения прав человека в СССР, заявил, что Картер идет по стопам британского премьера Невилла Чемберлена, подписавшего в 1938-м позорное Мюнхенское соглашение с Гитлером. Сенатор Джексон напомнил, что правительство Англии тоже вело переговоры о разоружении с нацистской Германией… Кончилось это тем, что чувствительный к критике Джимми Картер приказал своим помощникам не раскрывать зонты, хотя в Вене шел проливной дождь.

– Я скорее промокну до нитки, чем возьму в руки зонт, – говорил Картер. Дело в том, что Чемберлен, вернувшись из Мюнхена, рассказывал о соглашении с Гитлером, стоя под большим зонтом. И эти кадры вошли в историю.

Картер и Брежнев уже отправлялись в Вену, а документ, который они собирались подписать, еще не был готов. Над текстом трудились советская и американская делегации в Женеве. Последний раунд переговоров продолжался до трех утра, после чего руководители делегаций Виктор Павлович Карпов (один из выдвиженцев Громыко, будущий заместитель министра) и Ральф Эрл на радостях выпили шампанского и пошли спать. Технический персонал остался перепечатывать текст в четырех экземплярах, по два на каждом языке. Если в одном экземпляре первым упоминался СССР, то в другом на первое место ставились США. Даже в чисто бумажном деле соблюдалась полная симметрия.

Американской делегации было проще: она уже располагала персональным компьютером, и все ошибки можно было поправить на экране, получая безукоризненно чистый текст. Машинисткам советской делегации пришлось на обычных пишущих машинках перепечатать примерно сто пятьдесят страниц на специальной договорной бумаге с красной рамкой. Если машинистка допускала хотя бы одну ошибку, страницу