Жизнь и творчество Михаила Булгакова. Полный лексикон - Борис Вадимович Соколов

ему претило. Автора М. с. коробит, когда бывший присяжный поверенный называет Троцкого «наш вождь», и эту свою реакцию он передает портрету: «лишь хозяин впился четырьмя кнопками в фотографию, мне показалось, что председатель реввоенсовета нахмурился. Так хмурым он и остался»; «тут мне показалось, что судорога прошла по лицу фотографического Троцкого и губы его расклеились, как будто он что-то хотел сказать». В финале обложение обитателей квартиры налогом как нетрудовых элементов выглядит как Божья кара за лицемерие, от которой никакой Карл Маркс не спасет: «– Что ж это такое? – горестно завопил хозяин, – ведь это ни отдыху, ни сроку не дают. Не в дверь, так по телефону! (Намек на поговорку о черте, которого гонят в дверь, а он возвращается в окно. – Б. С.) От реквизиций отбрились, теперь налог. Доколе это будет продолжаться? Что они еще придумают?!

Он взвел глаза на Карла Маркса, но тот сидел неподвижно и безмолвно. Выражение лица у него было такое, как будто он хотел сказать:

– Это меня не касается!»

Булгаков ухаживал за 3.В. Коморской, и возможно, это стало причиной нелестного изображения того из героев М. с., которому ее муж послужил прототипом. По воспоминаниям первой жены писателя Т.Н. Лаппа, как-то Булгаков «позвонил Зине, назначил ей свидание на Патриаршем, потом приходят вместе, он говорит: «Вот, шел, случайно Зину встретил…» Это мне Коморский рассказал». Она же утверждала, что автор М. с. не только на халяву обедал у Коморских, но и частично экспроприировал в свою пользу их библиотеку: «Михаил, между прочим, таскал книги. У Коморского спер несколько. Я говорю:

– Зачем зажилил?

– Я договорился.

– Я спрошу.

– Только попробуй!»

«Муза мести»

Фельетон, имеющий подзаголовок «(Маленький этюд)». При жизни Булгакова не публиковался. Впервые: Булгаков М. Был май. Из прозы разных лет. М.: Огонек, 1991 (Библиотека «Огонек», № 51). М. м. написана в октябре 1921 г. во время работы Булгакова секретарем ЛИТО (литературного отдела) Главполитпросвета. Фельетон посвящен творчеству поэта Николая Алексеевича Некрасова (1821–1878) и создавался к его 100‐летнему юбилею. М. м. интересна оценкой революции 1917 г. и ее последствий сквозь призму некрасовских стихов. Здесь Булгаков крайне низко в нравственном отношении оценил дворянский класс, утверждая, что он «вместо добродетели на самом деле был украшен лишь фуражкой с красным околышем» (форменным головным убором дворян). Но писатель признавал, что «дворянский класс породил утонченную поэзию. Ее красоты рождались в старых гнездах, там, где белые колонны говорили о золотых снах прошлого». Некрасов для Булгакова – поэт другого класса, крестьянства, хотя и принадлежит к дворянству по происхождению. С Некрасовым угнетенные мужики как бы обрели свой голос в литературе.

Многие строки Некрасова казались автору М. м. пророческими. Булгаков так прокомментировал следующую цитату из поэмы «Кому на Руси жить хорошо» (1866–1876):

У каждого крестьянина

Душа, что туча черная.

Гневна, грозна и надо бы

Громам греметь оттудова,

Кровавым лить дождям.

Но тогда, когда он жил, сколько раз расходился гнев народный в улыбку. А в наши дни не разошелся. И были грозные, кровавые дожди. Произошли великие потрясения, пошла раскачка всей земли. Те, что сохранили красные околыши, успев ускользнуть из под самого обуха на чердаки-мансарды заграниц, сидели съежась и глядя в небо, по которому гуляли отсветы кровавых зарниц, потрясенные шептали:

– Ишь, как запалили, черти сиволапые. И трусливо думали: – «Не перекинулось бы и сюда…»

Некрасов спит теперь в могиле. Но если бы свершилось еще одно чудо и тень поэта встала бы из гроба, чтоб посмотреть, как, бросая в бескрайнюю вышину гигантские снопы пламени, горят, сжигая мир старой жизни, великие Революционные костры, он подивился бы своей рати-орде исполинской, которую когда-то знал униженной и воспевал, и сказал бы:

– Я знал это. У них был гнев. Я пел про него.

И пройдут еще года. Вместо буйных огней по небу разольется ровный свет. Выделанная из стали неузнаваемая рать-орда крестьянская завладеет землей.

И, наверное, тогда в ней найдутся такие, что станут рыться в воспоминаниях победителей мира и отыщут кованные строфы Некрасова и, вспоминая о своих униженных дедах, скажут:

– Он был наш певец. Нашим угнетателям, от которых был сам порожден, своими строфами мстил, о нас печалился.

Ибо муза его была – муза мести и печали».

От М. м. идут нити к «Белой гвардии» и «Дням Турбиных», где писатель показал безнадежные попытки противостоять «рати-орде», и к «Бегу», иллюстрирующему жалкую судьбу тех обладателей красных околышей, кому посчастливилось укрыться на заграничных «чердаках-мансардах» (об эмиграции как варианте своей судьбы Булгаков много думал в 1920–1921 гг., накануне приезда в Москву). Когда писалась М. м., ее автор надеялся, что «буйные огни» сменятся «ровным светом» еще при его жизни. Но вместо ровного света пришел Великий голод, порожденный насильственной коллективизацией воспевавшихся Некрасовым крестьян, и зарницы Большого террора 30‐х гг.

В М. м. упор сделан на стихийность и жестокость народного гнева, от одного вида которого «поднялись фуражки с красными околышами на дыбом вставших волосах. И многие, очень многие лишились навеки околыша, а подчас и вместе с головой. Ибо страшен был хлынувший поток гнева рати-орды крестьянской». В революции Булгаков видел продолжение прежних стихийных крестьянских бунтов. Возможно, это обстоятельство помешало публикации фельетона. Сам Булгаков намекал на цензурные препоны, помешавшие М. м. увидеть свет. 1 декабря 1921 г. он сообщал сестре Наде: «Написал фельетон «Евгений Онегин» в «Экран» (театральный журнал). Не приняли. Мотив – годится не для театрального, а для литературного журнала (текст фельетона «Евгений Онегин», написанного в связи с возобновлением в ноябре 1921 г. в Большом театре одноименной оперы 1878 г. П.И. Чайковского, до сих пор не найден. – Б. С.). Написал посвященный Некрасову художественный фельетон «Муза мести». Приняли в Бюро художественных фельетонов при Г.П.П. (Главполитпросвете. – Б. С.). Заплатили 100 (имеется в виду 100 тыс. руб. – Б. С.). Сдали в «Вестник искусств», который должен выйти при Тео (театральном отделе. – Б. С.) Г.П.П. Заранее знаю, что или не выйдет журнал, или же «Музу» в последний момент кто-нибудь найдет не в духе… и т. д. Хаос». К несчастью, предчувствия не обманули писателя.

Не исключено, что та часть М. м., где идет речь о пушкинском «Евгении Онегине» (1823–1831), присутствовала и в одноименном булгаковском фельетоне. Строки из романа в стихах пародийно противопоставлены крестьянским восстаниям 1917-го и последующих годов: «Барин жил хорошо, воистину хорошо. Разве не памятны времена еще Онегина?

А уж брегета звон доносит,

Что новый начался балет…

Так