Куриный бульон для души. Когда сердце улыбается. Рассказы о целительной силе оптимизма - доктор Джефф Браун

техникой, включая современный медицинский стол, который мой отец оценил в десять тысяч долларов. Я сделала мысленную пометку: в будущем присмотреться к карьере кардиолога.

– Цель вашего визита сегодня? – приветливо спрашивает медсестра.

Меня передернуло от раздражения. Вот уж действительно интересно, какая у меня может быть цель? Наверное, жуть как захотелось в сотый раз за четыре месяца попасть к врачу. Успокоившись, я начинаю говорить: я занимаюсь спортивным плаванием, и некоторое время назад у меня появились проблемы с дыханием. Врачи провели десятки осмотров и услышали шумы в моем сердце. Я сдержанно поясняю, что пришла за результатами ЭКГ. Медсестра кивает и задает следующий вопрос.

Откровенно говоря, у меня нет времени, чтобы здесь находиться. Меня ждет домашка, друзья и секция и еще куча других вещей поважнее. Кроме того, я уже прочла, что большинство сердечных шумов безобидны и совершенно не означают, что с вами что-то не так. Я же одаренная спортсменка – с сердцем у меня полный порядок.

Коротко постучав, в смотровую заходит кардиолог – низенький, полноватый индиец со сплюснутым носом и теплыми карими глазами. Он еще не поседел, но уже начал лысеть. Здороваясь, он улыбнулся, но улыбка вышла нервная.

– Я только что прочел кардиограмму, – кардиолог говорит с сильным акцентом, – и новости не очень хорошие.

Я почувствовала взгляд отца, но в ответ на него не посмотрела.

– Правая половина вашего сердца больше левой на 22 процента, – продолжает врач.

Потом он объяснил, что у этого может быть две причины и обе – врожденные. По его мнению, наиболее вероятным был вариант с частичным аномальным венозным легочным возвратом. Это означало, что некоторые из вен, ведущих от легких к сердцу, сформировались неправильно. В этом случае требовалась немедленная операция. Был и второй вариант: дефект межпредсердной перегородки (ДМПП). Проще говоря, в стенке моего сердца была дыра. Здесь тоже нужна была операция, но для ее выполнения не потребовалось бы вскрывать грудную клетку – сейчас появился новый способ, когда в вену на ноге вставляют катетер и в дыру отправляют что-то вроде «заглушки».

– Но для начала я направлю вас к детскому кардиологу, чтобы точно определиться с диагнозом. Он лучше разбирается во врожденных патологиях. Так, посмотрим график…

Я уже не слушала. Это какая-то ошибка – точно, ошибка. В коридоре я огляделась – как же мне хотелось вернуться на полчаса назад. Рыбки, тихо жужжащий телевизор – все было, как и прежде, одна я изменилась. Похоже, мне предстояло стать завсегдатаем этого места.

Мы с отцом молча пошли к машине. В больницу мы приехали по отдельности – он с работы, я из школы, – но сейчас он открыл пассажирскую дверцу, сел рядом со мной и заплакал. Я не знала, что делать, что сказать и что думать. Я словно оцепенела.

Это был четверг, 6 января 2011 года. Следующая неделя была самой длинной в моей жизни. Поделиться новостями с мамой, рассказать друзьям, делать домашнюю работу, есть, спать, думать-думать-думать. Ходить в бассейн мне запретили, поэтому теперь я плавала только в своих мыслях.

Наконец наступил день визита к детскому кардиологу. На этот раз из школы меня забрал папа. Мы говорили ни о чем – просто чтобы заполнить тишину.

В больнице нас ждала еще одна жизнерадостная медсестра и еще одна кардиограмма. Вдыхая ставший уже привычным запах антисептика и мучаясь догадками, я пролежала на кушетке почти час. Наконец меня отпустили, и я посмотрела на врача в надежде прочесть его мысли, но его лицо было непроницаемо. Он отвернулся и, не глядя в мою сторону, велел одеваться и проходить в смотровую. У меня скрутило живот. Я быстро собралась и подошла к двери. Немного помедлив, я все же открыла ее.

Новый доктор оказался седым, с проглядывающей лысиной и бородкой клинышком. Он улыбался – не так тепло, как предыдущий, но все равно по-доброму.

Доктор развернул небольшую брошюру.

– Вот что у вас, – сказал он и указал на страницу с описанием ДМПП, – дыра в сердце, операция с катетером. Он углубился в детали, но я уже не слушала, так сильно обрадовалась. С ног до головы меня накрыло теплой, сияющей волной облегчения. Не будет болезненной операции, не будет шрама. Мне шестнадцать – я подросток. Им и останусь.

Подходя к машине, я вдруг поняла, чем примечательна эта история. Я только что узнала, что у меня проблемы с сердцем, но, скажем так, смогла избежать «смертной казни». Вообще-то так и было – мне повезло.

Конечно, я всегда знала, что везучая, но никогда не подозревала, насколько. А что, если бы диагноз был более серьезным? Что, если бы родители не работали и у нас не было бы страховки, чтобы оплатить операцию? Что, если мама с папой не любили бы меня так сильно? Некоторые дети не доживают и до шестнадцати, а другие и вовсе умирают совсем маленькими – несчастные жертвы болезни, голода, войны, насилия или безразличия. Кто я такая, чтобы переживать из-за шрама? Удача всегда была на моей стороне.

Меня успешно прооперировали 22 февраля 2011 года. С тех пор я прочла брошюру по детской кардиологии от корки до корки и стала всерьез задумываться о врачебной карьере. Кто знает, может, мне удастся подарить частичку своей удачи другим.

Кристен Финни, 18 лет

Ритм моей жизни

Семнадцать лет назад муж сказал, что хочет танцевать. Тогда я еще не подозревала, что это хобби изменит мою жизнь, но была не прочь попробовать заняться чем-то вместе. Билл родился в Манси, штат Индиана, там же поступил в Государственный университет Болла и научился танцевать в клубе «Котильон», так что какой-никакой стаж у него был. Позже он ходил и на другие курсы и всегда вспоминал о них с удовольствием. Мой же опыт ограничивался парой танцевальных па, которым муж научил меня, когда мы встречались. Теперь нам по сорок, со дня свадьбы прошло уже десять лет. В нашей жизни хватало и работы, и волонтерства, но мы все же решили попробовать.

Скажи мне кто-нибудь, что я так страстно полюблю танцы, я бы только хмыкнула: «Вот еще!» В детстве мне нравилось кататься на роликах и крутить обруч, но, несмотря на это, грациозной себя не считала. Повзрослев, я стала поддерживать себя в форме «миксом» всевозможных упражнений. Я страдаю редким синдромом (триада Карнея), и перенесенные операции не давали мне насладиться успехами в спорте. Вдобавок я переживала, что потеря слуха помешает мне чувствовать ритм.

Несмотря на все это, отступать я не собиралась. Я