Карнавал Безумия. Хроники саморазрушения в стиле панк - Миша Бастер

М. Б.: Да не то что неудобно, просто гей-тема начала формализироваться в году 87-м. Уже появился пул художников под эгидой Тимура Новикова. Появилась новая смена поклонников некрореализма и искусств, которые на полном серьезе все битнические гей-шуточки воспринимали, и от этого отмежевалась часть пожилых участников некродвижа. Тот же Андрей Мертвый или Леня Череп, он же Трупырь. Появился Монро, не скрывавший своих пристрастий, да и Густав уже тоже; через него с его друзьями из «Клуба Друзей Маяковского» проходили все арт-новобранцы, тянувшиеся к моде и славе.

Ф. Б.: А в группу «НО» в январе 1985-го пришел красавчик Густав (Георгий Гурьянов, барабанщик группы «Кино»). У нас не было сомнений, хотя всерьез и со стопроцентной уверенностью тогда никто не мог сказать ни о ком, это сейчас можно открыто заявить – он гей! А тогда это было оскорбительно и унизительно по гомофобным советским и уголовным меркам. Густав приходил на репетиции тщательно выглаженный, с уложенными волосами, после купания в бассейне Института имени Лесгафта, который был неподалеку. Алексовы же носки люто воняли после рабочей смены на «Скорой помощи», а потом, по мере репетиций, в комнате разливался аромат портвейна, который они пили на лестнице. В общем, музыканты «НО» были контрастны. Брат Алекса Оголтелого служил в милиции и внешне он был копией Алекса. От него у Алекса всегда была ментовская форма, в которой он выступал в рок-клубе на концертах «Народного Ополчения». А на первую репетицию «НО» у меня дома Алекс приехал после суток в вытрезвителе, где его побрили наголо. Опыт общения с блюстителями порядка учил нас выживать, искать слова для объяснения своего поведения и образа. Не будешь же ты выкладывать всю свою идеологию перед ними? Стандартная байка про то, что «мы из кино», порой спасала от задержаний. Тем более что половина прикидов могла быть в самом деле позаимствована в театральных костюмерных. Как, например, красный камзол Ослика.

Основная тусовка «битничков», несмотря на эпатаж, ****не была, у нас были «жабы», как их называли «битнички». Кто это придумал – неизвестно. Это пришло к нам из более ранних времен. У Майка Науменко была песня, написанная для Свина, со словами «у меня есть жаба, редкостная дура, и я бубу её каждый день».

М. Б.: Ну вот, и это все отголоски самого начала 1980-х и переходного периода от тусовок хиппанов 1970-х к «новой волне». Новое движение, новые термины, новый вид и фольклор. Что-то даже укрепилось в панк-волне середины 1980-х, которая уже оформилась «по международному стандарту». «Жабы» тоже, у нас одну девицу так и прозвали в итоге – «Жаба Наташа».

Ф. Б.: У нас в тусовке все «жабы» имели клички: Килька, Гангрена, Мява, у Юли Зарецкой было аж две – Активная и Связистка. «Жабы» делились на две категории. Те, с которыми круто отжигать, тусоваться, устраивать панковские оргии. И те, с которыми можно было бы завести отношения. По всем моим друзьям это было заметно, все вроде шумели и орали вместе. А потом у каждого появлялась относительно уравновешенная подруга, с которой быстренько игралась панк-свадьба. Мне досталась одна из самых шумных, Юля Активная. Свинья постоянно окружал себя миловидными девочками, обычно небольшого роста, славными и любящими его. Называл их упорно «жабами», видимо, проверяя на терпимость. Девочки терпели его выходки. Он был славный пупсик, вечно пьяный и добрый. К тому же из хорошей семьи. Трек «Ночь в окне» я написал на день рождения Свина, – это был жесткий стёб над его беспорядочными половыми связями. Свин поулыбался, пленочку принял и спрятал.

Говорят, Свин никогда не дрался и не терпел насилия, но у меня сложилось другое впечатление. Видимо это был где-то 1985 год, когда я застал подвыпившего Андрея, мутузившего какую-то свою «жабу». Наверняка, та была виновата; впрочем, в том борделе, в котором все они жили, любой мог проснуться в постели с незнакомым человеком. Рикошет запретил мне вмешиваться, я хлопнул дверью и решил больше туда никогда не ходить. Мне было абсолютно ясно, чем закончится эта история ленинградского панка, уже тогда. Это был просто вопрос времени.

М. Б.: Но в период оформления и подъема субкультурок все было гораздо бодрей. Начались даже неформальные свадьбы – и в Москве, и в Питере. Вопрос один: зачем?

Ф. Б.: Как в том еврейском анекдоте: «Ну, во-первых, это красиво!» Все выряжены, как на парад. Обязательно торжественный приход в ЗАГС, в уже заметном подпитии, шумно, с криками. Не везло тем парам, которые в тот же день расписывались… Их толпа сметалась, если работники ЗАГСа не успевали принять решение. Многих из панков, в итоге, расписывали где-нибудь в подвале или маленькой угловой комнатенке, подальше от надушенной «Шип-ром» и дефицитными французскими духами массовки. А затянутые в яркие кофточки тетеньки с отвращением старались «отработать» как можно быстрее.

Я на свою первую свадьбу явился в «стильном» костюме мышиного цвета, пошитом в 1960-е, и галстуке-селедке. Алекс и вся толпа были разодеты, как клоуны. Мои новые родственники-ортодоксы были в черном. Естественно, они офигели, так как свадьба была их идеей. Мне это все было противно, я ненавижу свадьбы. На свою вторую «роспись» я пришел, позабыв паспорт дома. Свидетелем был Дима Бабич из «Бригадного Подряда», он же любезно вызвался смотаться за паспортом.

Свадьба Алекса была еще более яркой. Как там все происходило, я не знаю, потому что не пошел. Почему? Фиг знает. Может потому, что уже хотел перестать тусоваться. Может, потому, что ненавижу свадьбы. Или потому, что не бухал никогда. Сейчас, глядя на фотки, я жалею, что не пошел. Его жена Марина была из разряда «правильных» девушек. Она писала стихи, на которые я сочинял музыку, и мы записывали треки. У нее были вполне серьезные, мужские стихи, несмотря на ее пушистую внешность. Они прекрасно дополняли Алексов бред и придавали ему внушительный и повзрослевший вид. Она любила Алекса очень сильно. Крайне серьезно говорила мне, что он «настоящий поэт». У них быстренько завелся сын, которого Алекс назвал в честь Хрущева Никитой. Сколько они прожили вместе и когда семья развалилась, я не знаю. Но причина мне известна.

М. Б.: В целом, ситуацию обрисовали. А что про группы? На слуху остались больше «АУ», «Объект Насмешек», «Бригадный Подряд» и «Народное Ополчение».

Ф. Б.: В 1983 году я задумал собрать группу, придумал название и стиль. «Отдел Самоискоренения». Я всегда любил разную музыку и хотел, чтоб группа тоже была разнообразная. А тематика одна