Страницы из дневника - Владимир Амфитеатров-Кадашев

обывателей может быть боевым! А ведь папа — гораздо смелее других! Воображаю, что запело [бы] большинство лидеров к.-д., если бы им предложили подобную организацию. А без такой организации — сломают нас социалы! Грызня «умеренных» с большевиками не должна обманывать: при всех «постольку-поскольку» «умеренные» столь же расположены съесть нас, как и большевики. Здесь спор «не о вере, а о мере» — под каким соусом мы окажемся вкуснее.

26 апреля

Сегодня уехал на два месяца в Ростов Севский. Очень жалко было с ним расставаться: мы так подружились. Днем — явление знатных иностранцев: за завтраком был князь Сципион Боргезе, славный своим знаменитым автомобильным пробегом Пекин — Париж. Так как этот пробег пересекал Россию, то итальянское правительство решило, что князь — лучший эксперт по русским делам, и послало его в Россию со специальной миссией. Князь, по натуре, — чудак и довольно взбалмошный барин (некогда, в 1912 году, его политическая деятельность в Риме наделала много шуму тем, что никто в ней ничего не понимал: князь умудрился сразу связаться с клерикалами, масонами, крайними правыми и радикалами, к тому же объявив себя социалистом, что не помешало ему в парламенте сидеть на правом центре, среди либералов Саландра; его выступления в палате, очень частые, пока парламент ему не надоел, всегда вызывали невероятный шум своею неожиданностью; ни с партийной дисциплиной, ни с политическим обычаем этот enfant terrible считаться не хотел, полагая единым критериумом своего поведения свою собственную сеньерскую волю). Нашей революцией князь очень недоволен, полагает, что она — определенно пораженческая, бунт против войны. Мы его разуверяли, но он не поддается: слишком убедительным был вчерашний и третьеводнишний гвалт. К Милюкову он, впрочем, относится без восторга: «Этот человек до того упоен, что он — министр, что, вероятно, даже не заметит, как у него стащат портфель». Единственным разумным выходом князь полагает присылку на русский фронт крупных союзнических сил. Говорит, что это необходимо для поддержки наших усталых войск, но сам, кажется, думает о другом: об унятии Messieurs de Soviet. (Кстати, этой опасности эсдурье{86} побаивается, вчера «День» что-то пролепетал о том, что надо делать революцию умно, а иначе — «придут английские штыки»). Сознаюсь откровенно, ничего не имел бы против. Но, конечно, — и Боргезе сие подтверждает, — все это «воздушные замки». Посылка союзнических войск невозможна ни фактически, ни политически. Между прочим, как раздражает иностранцев лозунг «Без аннексий и контрибуций!» Боргезе с пеною у рта говорит об этой глупости.

Вечером состоялось первое собрание редакционного коллектива «Бича» — мне очень понравился поэт Д’Актиль{87}, который, когда обсуждали, в каком виде представить Совдеп, сказал: «По-моему, в образе маскированного хама». И очень не понравился Василий Князев{88}, заявивший, что он желал бы «бичевать Милюкова и Гучкова», но, ввиду настроения редакционного коллектива, вынужден отказаться. Не понимаю, почему папе так нравится этот самовлюбленный плебей, надутый неврастеник, чуть ли не большевик и явный пораженец. Он, конечно, очень талантлив, но я уверен, что он — большой руки прохвост. Номер решили посвятить Временному правительству.

27 апреля

Посещения знатных иностранцев продолжаются: сегодня влетела, впорхнула, внеслась княжна Сашка[27]. Шику — видимо-невидимо: шелка шуршат, ботинки высотой до носу и такого лака, что в них можно глядеться, как в зеркало, надушена так, что у меня после поцелуя руки весь день на губах было ощущение чего-то душистого... Разговор высоко-политический: вращается в сферах. Только и слышно: «Керенский сказал...», «Я сказала...», «Милюков заметил...», «Я отметила...» Причина приезда княжны Сашки следующая: князь Петр, несмотря на свой анархизм, весьма недоволен оборотом, который принимает революция, и решил образовать некоторое содружество для ее спасения; приглашает в содружество папу. Любопытно одно замечание Александры Петровны{89}. Говорили о гибели П.В.Карповича{90}, утонувшего при переезде в Россию при катастрофе парохода, потопленного германской субмариной. А.П. сказала: «Особенно жалеть нечего. Одним пораженцем меньше!» Оказывается, Карпович, хотя открыто не выступал ни в печати, ни на собраниях, — занимал в военном вопросе позицию, близкую к Ленину. Впрочем, позиции теперь меняются довольно быстро: Е.Е.Колосов{91} говорил, что Маруся Спиридонова, пока ехала из Сибири, была ярою оборонкою, и в Красноярске вместе с ним, Колосовым, здорово сражалась против большевиков на митинге железнодорожников. А сейчас видевшие ее говорят, она — совсем полоумная от излишней левизны и орет: долой войну! Впрочем, она — вообще глупая, и вся ее слава, в сущности, основана на том, что ее в жандармском выпороли и изнасиловали (несколько странный предлог для славы!). Причем никто уже не помнит, что она, собственно, сделала и за что ее постигла такая печальная участь. Один из тысячи еще скажет: «За убийство Луженовского»{92}. Но кто такой Луженовский и почему его надо было убить — этого не помнит ни одна живая душа. Другой пример перевертня — Розенфельд-Каменев, который в Иркутске сейчас же после освобождения провозглашал «ура!» Михаилу, а теперь ходит в большевиках{93}. /.../

28 апреля

/.../ Вчера на Лиговке я видел следующую сцену: шел солдат, крепкий, молодой парень, в изрядном подпитии; рядом с ним шла женщина, тоже молодая, по виду — или мещаночка, или проститутка из дешевеньких, но не баба; они как будто ссорились. И вдруг молодая женщина совершенно спокойно сняла с солдата ремень, сложила вдвое и со всей силы наотмашь принялась стегать. Солдат сопротивления не оказывал, а только ускорял шаги, что ему плохо удавалось, благодаря подпитию. Замечательное зрелище солдата, избиваемого женщиной, привлекло огромную толпу, которая, зубоскаля и издеваясь, образовала некоторую процессию, следовавшую за солдатом. Никто, решительно никто не стал на сторону солдата: наоборот, раздавались поощрительные возгласы: «Так его, девушка, шпарь! Пусть не шляется зря! Житья от них, окаянных, нету!» Вдохновленная поощрением, девушка порола все с большим усердием, солдат только рукою отмахивался, пока они не дошли до какой-то подворотни, куда и скрылись. Черт знает что! И эдакое происходит среди бела дня, в столице — с представителем армии! /.../

30 апреля

Сборище у Ильи Василевского насчет телеграммы Родзянке. Ничего не вышло. Принцип «полосатой зебры», проводимый Ильею, привел к тому, что все дело ограничилось тремя часами спора. «Правых» было большинство: сам Илья, Венский{94}, Мирский{95}, Д’Актиль, Пильский{96}, какой-то бородатый еврей, мне не знакомый, и я. Левых: Бухов{97}, Зозуля{98}, Эм. Герман{99}, Волин{100}.