Перечитывая молчание. Из дневников этих лет - Евсей Львович Цейтлин

В гетто она жила в шестиметровой грязной каморке – вместе с матерью, двумя тетками, женатым братом и, кажется, кем‐то еще.

Один и тот же ритуал повторялся каждый вечер. На пол (в проходе) клали газеты, потом старые одеяла, в головах лежала крошечная подушечка. Ей было семнадцать. Усилием воли она заставляла себя не замечать запахи и звуки переполненной телами комнатушки.

Из снов той поры она рассказала мне один. «Часто повторялся? – Вижу его до сих пор».

А сон – вот он: почти обнаженная, чуть прикрытая воздушным чем‐то, белым, она несется на коньках по огромной ледяной арене…

В голосе ее – старое недоумение: ведь танцевать‐то никогда не умела! И – никогда не стояла на коньках.

Убежденная материалистка, она не унизится до того, чтобы заглянуть в какой‐нибудь сонник.

Между тем там утверждается: увидеть себя во сне обнаженным – значит, пережить потом чувство стыда наяву. Не знаю, как раньше, но теперь она давно не испытывает даже неловкости, эта высокая, жилистая старуха. Командует всем и всеми – соседями, семьями сына и дочери.

Хотя нет! Существует все же время, когда старуха не слишком уверена в себе. Ранним утром она тихо прокрадывается в ванную комнату с маленьким сверточком в руке. Она думает, что все еще спят. Ей стало бы совсем не по себе, когда б узнала: через приоткрытую дверь столовой за ней часто наблюдает с дивана проснувшийся двенадцатилетний внук. Он легко представляет, как в ванной комнате бабушка достает из носового платка помазок, бритву, как, близоруко щурясь в зеркале, тщательно намыливает, а потом выбривает не дряблые еще щеки…

Мальчик уныло смотрит в потолок. А в это время она, протерев лицо лосьоном, густо пудрится и уже совсем иначе – как всегда победоносно – выходит в мир.

Филологический сюжет

Когда‐то мой товарищ преподавал в университете, изучал русскую литературу двадцатых годов. Это – к слову, чтобы ясны были обстоятельства места и действия.

Итак, ранний его звонок в начале августа.

– …Знаешь, что я сегодня видел во сне? Бурное литературное собрание. И даже сам выступил там, вернее – задал вопрос одному весьма важному литературному господину. Сначала я и не знал, кто он. Спросил. Оказалось – Яков Э‐г!

Мой товарищ молчит. Наслаждается моим изумлением. А я тут же вспоминаю биографию и книги Я. Э. Заметного когда‐то литературоведа и критика. Умел он – как многие советские евреи – тонко почувствовать потребности текущего момента. Умно, хотя, конечно, с налетом вульгарного социологизма, писал о футуризме и Горьком, Герцене и Салтыкове-Щедрине… Вульгарный социологизм можно извинить, если посмотреть на труды Я. Э‐га объективно – вспомнить время их создания. К тому же не это, не литературоведческие труды явились главным делом его жизни.

По доносам Я. Э‐га ушли в лагеря молодые аспиранты, известные ученые, писатели…

Как принудили его? Технология работы органов известна, но подсказку дает и название одной из книг Я. Э‐га, 1924 года: «Во внутренней тюрьме ГПУ (наблюдения арестованного)».

А что, что же испытывал он, когда встречал своих былых друзей и приятелей, возвращающихся из заключения?

В таких случаях вопросы всегда риторичны. И все же:

– О чем ты спросил его? – это я уже обращаюсь к товарищу.

– Только одно: хорошая ли у вас память?

Ответа он не расслышал. А вскоре опять ушел в тот сон – за разгадкой.

Встреча

Мысли и образы, которые приходят во сне, имеют, конечно, свою логику. Какую? Например, когда мне снится отец, я сразу же вспоминаю: его давно нет с нами. Но при этом никогда не помню, что он уже умер и сам же я его хоронил.

Кажется всегда: он только куда‐то уехал надолго. И точно пропал без вести.

Отец появляется в моих снах тихо, почти незаметно. Спокойный, но неулыбчивый. Обычно он сидит чуть в стороне от всех – присматривается, слушает. Молчит.

В одном из снов – недавних – все иначе.

Я замечаю отца, когда он еще только входит в комнату. Иду навстречу. Мы бросаемся друг к другу, долго не разнимаем объятий, у обоих на глазах слезы, которые пытаемся скрыть.

Обычно отец не носит галстука (совсем редко, в «парадных случаях», надевает тот, что на резиночке, с уже завязанным узлом). Две верхние пуговки на отцовской рубашке вечно расстегнуты. Почему‐то я внимательно смотрю сейчас туда: на его загорелую, в морщинах, шею, на покрытую веснушками и рыже‐седой порослью грудь. Но откуда эти большие разрезы? Грубо зашиты, еще не зажили – заклеены лейкопластырем.

Удивленно начинаю рассуждать про себя: такие разрезы появляются на теле в результате патологоанатомического вскрытия. Но ведь мы решили не делать этого! Так и похоронили его.

Непонятная логика сновидений упряма. Даже после мыслей о смерти отца не вижу его мертвым. Однако – впервые во сне – прихожу на его могилу.

Вот оно, кладбище. Прожженная солнцем возвышенность на окраине киргизского городка Джалал‐Абад. Жесткая, колючая трава вокруг. Маленький тополек за тридцать лет разросся – сумел поглотить почти все пространство внутри металлической оградки.

Под тополем – скамейка. Только сидеть здесь теперь некому. Мы долго когда‐то выбирали это место. Искали такой участок, чтобы весной редкие, но бурные дожди не залили могилу.

Тогда мы старались не думать о том, что отец, приехавший сюда из Сибири, в Средней Азии так и не прижился. Он бы, конечно, не хотел остаться здесь навсегда, среди песчаных этих холмов.

Брат

В тот год я тяжело заболел. В подобных случаях евреям часто дают новое имя. Кстати, так поступают не только иудеи. Это древняя, мудрая попытка изменить предназначенную человеку судьбу…

Новое имя однажды получил и я (если уж говорить точнее – к старому, родному, добавили еще одно). Однако не стану рассказывать сейчас о самом ритуале. Хочу припомнить сон, который видел три ночи подряд. Значит, вещий?

*

…У входа в свою квартиру я опять неожиданно встречаю отца. А рядом с ним – чуть в стороне, задумавшись о чем‐то – стоит мужчина, очень похожий на меня. В сущности, мы все трое похожи друг на друга – отец, я и незнакомец. И все одного возраста – около шестидесяти.

«Это твой брат, сынок. Люби его», – с необычной мягкостью говорит мне отец.

Я теряюсь, не знаю что ответить: родного брата у меня никогда не было.

Однако отец и не ждет ответа. Все вместе мы входим в квартиру. Почему‐то я обращаю внимание на то, как