Дочь Муссолини. Самая опасная женщина в Европе - Кэролайн Мурхед

Здоровье Муссолини тоже налаживалось. Предписанная доктором Захарие диета и прием гормонов и витаминов избавили его от колик в животе, и, так как он отказывался есть то, что не могут получить другие, Ракеле купила корову и стала сбивать масло. Она привезла на виллу Фельтринелли свою любимую служанку Ирму, и вместе с еще двумя женщинами-романьолками они занялись приготовлением свежей пасты. Муссолини был очень привязан к своей невестке Джине и ее малышке. В Сало за ним последовала и его дочь от Анджелы Курти Елена, которая читала вслух газеты, пока он отдыхал у себя в кресле. Дуче все время мерз, и в доме, по его просьбе, сильно топили. Захарие вспоминал впоследствии долгие, обстоятельные беседы, которые они вели с Муссолини о философии, литературе и политике. Он проникся дружеским отношением и даже восхищением к своему пациенту, говорил о нем как о человеке «сильном и мужественном», обладавшим безграничным оптимизмом и по-детски доверчивом.

В остальном, однако, ничего хорошего не происходило. Северные города были заполнены немцами-эсэсовцами и наемниками, которые чинили репрессии против гражданского населения и вели борьбу со все более организованным и все лучше вооруженным Сопротивлением. Шпионы и информаторы богатели за счет вымогательства, и в каждый полицейский участок потоком шли анонимные доносы на прячущихся евреев и партизан. В июне для того, чтобы регулировать расплодившиеся незаконные банды, Паволини собрал из сорока тысяч самых рьяных и правоверных фашистов, i puri e i duri, то есть «чистых и стойких», новую силу, получившую название Brigate Nere, «Черная бригада». На самом деле эти люди, головорезы и садисты, были максимально далеки от чистоты. Паволини стал одержим смертью. Некогда изысканный и элегантный, он перестал бриться, был теперь угрюм и груб и носился в открытом автомобиле с телохранителем по деревням, инспектируя своих набранных воинов. Гражданская война вступила в самую кровавую фазу.

Днем 20 июля 1944 года, вскоре после того, как подложенная Клаусом фон Штауффенбергом в штаб-квартире Гитлера бомба убила четырех человек, но лишь слегка ранила Гитлера, Муссолини прибыл в Германию. Он был разгневан ужасными условиями, в которых содержались угнанные в Германию итальянские рабочие, и ставшими регулярными депортациями евреев из Северной Италии в лагеря смерти, и посягательствами Германии на Трентино – Южный Тироль и Триест. Гитлер пообещал вмешаться, но слова не сдержал. «Слишком поздно, – сказал по возвращении Муссолини, – я выпил эту чашу яда до дна». Бледный и поверженный, он объяснил Ракеле: «У побежденных друзей нет». Муссолини прошел в жизни через многое: романьолец, популист, элитист, социалист, диктатор. В течение двух десятилетий он пользовался восхищением и обожанием, которое выпадает обычно только на долю кинозвезд. И все же он позволил дать себя соблазнить, поверил, что с Германией за спиной он сумеет сделать Италию игроком на мировой сцене. Теперь же Муссолини был в кулаке у Гитлера, марионеткой немцев, пытающейся увлечь оставшихся сторонников обещаниями, который, как он сам знал, сдержать он уже не сможет.

Его настроение ненадолго улучшилось, когда 13 ноября командующий союзными войсками в Италии британский генерал Александер, столкнувшись с проливными дождями и непролазной грязью, приостановил зимнюю кампанию до улучшения погодных условий весной и проинструктировал оказавшиеся в уязвимом положении силы итальянского Сопротивления сделать то же самое. У дуче появилась надежда, что широко разрекламированное секретное оружие Гитлера заставит союзников сесть за стол переговоров, где Муссолини могут счесть ценным союзником в борьбе против коммунизма. Шестнадцатого декабря, взяв себя в руки, он провел три дня в Милане, выступил перед восторженной толпой в театре «Лирико» и проехал в открытом автомобиле по всему городу. Свою магию он еще не до конца потерял.

Лишившись бежавшей в Швейцарию и отказывающейся с ним общаться Эдды, казненного Чиано, давно умершего брата Арнальдо и легкого доступа к любовницам, Муссолини сильно сблизился с Клареттой. «Ты сердце мое, – говорил он ей, – ты единственная». Тайные визиты на виллу Фиордализо продолжались, но бдительная Ракеле и ее информаторы не дремали. Прослышав, что Кларетта делает копии писем Муссолини, Ракеле отправила туда бригаду полицейских. Потом решила действовать. Как рассказывала она сама, Ракеле предупредила Муссолини, что отправляется в «карательную экспедицию» на «Виллу мертвых». «Делай, что хочешь», – ответил он ей.

Тщательно продумав свой наряд, убрав пояса и ремни, за которые могла бы ухватиться Кларетта, и надев крепкие, на резиновой подошве, ботинки, Ракеле вызвала водителя и отправилась в путь, не забыв прихватить с собой револьвер. Было восемь часов холодного ветреного вечера. Взяв с собой сопротивляющегося Буффарини-Гвиди, который сохранял отношения с Клареттой и ее семьей, Ракеле подъехала к воротам погруженной в темноту виллы Фиордализо. Она несколько раз звонила в дверь, стучала по ней кулаком и, в конце концов, заставила Буффарини-Гвиди пролезть, порвав брюки, через отверстие в заборе. На вилле было темно, никто не отвечал, пока появившийся, наконец, в окне немецкий офицер не согласился их впустить.

Ракеле провели в небольшую гостиную. Через пятнадцать минут, сжимая в руках платок, появилась Кларетта. Ракеле сказала ей, что она «нарушает спокойствие семьи» и должна немедленно уехать. Кларетта заплакала. Ракеле терпеть не могла плачущих женщин. Она встряхнула ее и вместе с нею прошла наверх в спальню с огромной накрытой покрывалом кроватью, где Кларетта достала копии писем Муссолини, после чего рухнула без сил. Буффарини-Гвиди достал коньяк, и Кларетта сделала несколько глотков, чтобы прийти в себя. Ракеле она сказала, что дуче не может без нее жить. Та позвонила Муссолини и сообщила ему, что на самом деле находится в «Вилле мертвых». Затем, окатив Кларетту потоком брани и сказав, что все ее ненавидят, и что «кончит она плохо», Ракеле ушла.

На этом, правда, события драматичного вечера не закончились. На вилле Фельтринелли Ракеле заперлась в ванной и выпила хлорной извести, но не столько, чтобы ее нельзя было вернуть к жизни. Остаток ночи Муссолини провел у ее постели. «Я поняла, – с некоторым самодовольством вспоминала она позднее, – что мужа не потеряла». Но как выяснилось, вернуть его себе она тоже не смогла. Тайные визиты к переехавшей в другой дом Кларетте продолжались, как и обмен между нею и Муссолини письмами, в которых, как обычно, излияния страсти перемежались ревнивыми упреками. Услышав по радио его речь в Милане, Кларетта писала: «Стоя на коленях перед тобой… я была с тобой всей душой, каждым биением своего сердца, слушала в восхищении».

Вспыхнувшая у Муссолини, надежда, что все может еще обойтись, оказалась недолговечной. К марту 1945 года, когда Эдда заключила соглашение с Даллесом, стало ясно, что неуклонно продвигающиеся на