Белая эмиграция в Китае и Монголии - Сергей Владимирович Волков

и со всем корпусом во время организованного им коктейля: он уезжал в Англию. Его заместитель, полковник Манн, местный резидент, бывший офицер австралийской армии, одновременно принял на себя обязанности коменданта лагеря для интернированных на Сингапур род.

Предстоящий перевод в полицию с материальной стороны сулил очень много хорошего: лучшее жалованье, более легкая служба и более мягкая казарменная и внешняя дисциплина. Это являлось приманкой для «штатских» людей, но убивало дух настоящих офицеров и солдат, которые вступили в ряды полка еще в 1927 г., продолжая нести военную службу, начатую ими еще у себя на Родине-России. Эти профессионалы военные не только свыклись и сжились со строгой военной дисциплиной и со всеми тяготами, сопряженными с военной службой, но они любили этот военный порядок и дорожили своим званием «военных». Для них переход на «полицейское положение» было малоприятен. Но рассуждать было нельзя, да и бесполезно.

15 января 1941 г. приказом по Шанхайскому волонтерскому корпусу полк вышел из состава корпуса и поступил в распоряжение начальника муниципальной полиции, майора Борна. На следующий день, 16 января 1941 г., полк был переименован в «Русский Вспомогательный Отряд Шанхайской Муниципальной Полиции».

Внутренняя жизнь в полку не изменилась, но в программу занятий, помимо обычных строевых, было введено изучение «Полицейских правил», и все чины отряда прошли курс обучения и стрельбы из пистолетов Кольта и автоматов «Томпсон-ган». Господа офицеры полка, группами, получали командировки в полицейское депо, где проходили курс полицейской службы в более широком размере, чем рядовые чины отряда.

Материальные условия службы начали улучшаться. В ожидании неизбежной войны муниципалитет сделался более покладистым, а начальник полиции, майор Борн, проявил исключительную заботливость о «своем» новом отряде. В результате: было увеличено жалованье, помимо «заштатных» (при увольнении после шести лет службы), чины отряда получали право на особый специальный «бонус», два раза в месяц каждый чин отряда получал право на «суточный отпуск».

Вскоре отряд получил новое, «голубое» полицейское обмундирование с серебряным трафаретом на погонах «Р.В.О.Ш.М.П.», господам офицерам была присвоена форма офицеров полиции с числом звездочек, которые они имели в Ш.В.К.: командир полка получил форму старшего помощника начальника полиции, капитаны – форму помощников начальника полиции, лейтенанты – суперинтендантов полиции. Форма была отличная, сшитая по мерке и из прекрасного материала. На офицерской фуражке с козырьком, обшитым широким серебряным галуном (согласно чину), появилась большая, массивная серебряная кокарда-звезда с гербом (из эмали) Ш.М.С. «Стэк» военного образца заменила короткая лакированная палочка, волонтеры же получили полицейские палки установленного в полиции образца, являвшиеся их «холодным оружием».

Винтовки были сданы на склад Ш.В.К., а взамен получены с полицейского склада – «армори» пистолеты «Кольт-30» и «Томпсон-ган». Офицеры отряда получили на руки пистолеты «Кольт-45». Дежурная комната отряда была превращена в полицейскую «чардж рум», и там же оборудована была «армори», из которой чины отряда, при выходе на службу, получали пистолеты и патроны, сдавая их туда же обратно при возвращении из наряда. На широком и длинном столе-прилавке в «чардж рум» появилась огромная по размерам полицейская «Книга происшествий» (Оккёренс бук), в которую дежурный сержант заносил все происшествия, случившиеся на постах за время несения службы чинами отряда. Утром книга эта представлялась в штаб отряда, где адъютант (в то время адъютантом отряда был я) делал сводку важных происшествий и заносил ее в особую ведомость, за которой ежедневно, около 9 часов утра, приезжал особый мотоциклист-посыльный из штаба полиции, и ведомость эта шла на просмотр высшему полицейскому начальнику.

«Для связи» отряда, представлявшего из себя как бы отдельную полицейскую станцию, со штабом полиции был назначен особый чиф-ин – спектор, офицер связи – англичанин Ф. Тэтстолл, который проводил в отряде целые дни. Прямым начальником отряда (непосредственным начальником нашего командира) являлся один из старших помощников начальника полиции, господин Робертсон, одновременно «командовавший» всеми резервами полиции, тренировочным депо и индусами.

Отношение старших полицейских начальников к Русскому отряду было исключительно внимательным и благожелательным. Они прекрасно понимали, что в лице Русского отряда они получили в свое распоряжение и для помощи наиболее надежную, дисциплинированную и обученную часть, которая представляла из себя большую силу. Скоро между офицерами Русского отряда и офицерами регулярной полиции установились отличные взаимные отношения, чему немало способствовали коктейль-парти в «Оффисерс месс» отряда, игра на бильярде или «случайная рюмка водки» у буфета нашей офицерской столовой.

Совсем по-другому смотрели на офицеров отряда европейцы-полицейские – «средние чины» регулярной полиции (инспектора, субинспектора и сержанты). Они никак не могли смириться с тем, что офицеры отряда, сразу же по переводе в полицию, получили право на ношение «офицерской формы» с присвоенными этой форме звездочками, а они, прослужив в полиции уже десятки лет, по-прежнему должны были довольствоваться своей сержантской или инспекторской нашивкой на рукаве и носить длиннейшую (сержант-майор-скую) палку.

Но постепенно сгладилась и эта шероховатость, так как ежедневное общение с ними на всех почти полицейских станциях и радушные приемы в офицерской столовой отряда делали свое дело. Отношение офицеров регулярной полиции к чинам отряда было очень благожелательным: они охотно разъясняли им то, что было не вполне понятно, и извиняли мелкие ошибки и упущения, допущенные чинами отряда по неопытности.

Полицейская служба и «вольности» свели число часов строевых занятий до минимума, и чины отряда начали терять свою образцовую выправку, а дисциплина постепенно стала падать. Ведь русский солдат, при всех его хороших качествах, нуждается в «зорком глазе строгого начальника», а этого «глаза» почти не было, т. к. почти каждый чин отряда, выходя на службу, получал самостоятельное задание, а дежурный по отряду офицер имел возможность видеть этого чина на посту не больше одного раза в течение каждой четырехчасовой смены, и при этом только лишь мимоходом, проезжая с поверками несения службы на постах на мотоцикле.

Начальнику отряда, майору Иванову, снова пришлось постепенно вводить «военные строгости» и принимать меры к повышению дисциплины до прежнего уровня: усилились меры взыскания за проступки, были введены «черные доски» для злостных нарушителей дисциплины и порядка, введены были «дополнительные занятия» с провинившимися, особенно упорным и малоисправимым делались предупреждения об увольнении, бывали и случаи увольнений «в дисциплинарном порядке».

Наряду с этим, часы отдыха в казарме обставлялись все большими и большими удобствами. Для нужд чинов отряда даже были установлены в кантине два телефона, у которых был дежурный, на обязанности которого лежало отвечать на телефонные вызовы «из города». С упадком дисциплины и с появлением большого количества свободного времени, которое обычно чины отряда проводили в городском отпуску, многие из них, ранее занимавшиеся спортом или состоявшие в отрядном струнном оркестре и хоре, начали смотреть на эти «дополнительные обязанности» как