Опыты для будущего: дневниковые записи, статьи, письма и воспоминания - Александр Михайлович Родченко

и темная. Дня совсем не видно. Хочется скорей, скорей весны и лета.

Темнота, холод и скука.

А что будет в 1944 году зимой?

Всё война и мрак, нет ей конца. Опять наши стоят, немцы наступают, никаких друзей…

Сделали «Смену», журнал комсомольской молодежи, шрифт из церковнославянских букв «СМЕНА» и нравится редактору. Отправили на утверждение. Требуют русско-славянских букв и орнамента.

Варва сходит с ума, всё набирается работы, поэтому целый день звонили, разговаривали.

Некогда ходить по магазинам, придется обедать в столовой…

26 декабря 1943 г.

Целый день делал рамы для беспредметных вещей. Красиво выглядит.

Варва получила деньги за обл. «Смена» и за Бенеша[258]. Она всё работает.

Сегодня наши прорвали фронт во 2-ом месте, движутся на Витебск, снова на Житомир.

Целый день болел, грипп, целый день бы спал. Вечером согрелся аспирином и вином.

Сегодня придумал написать церковь Спаса и Богоматери и дать на выставку. Что будет?

Разрешили и открыли церкви. Нужно подумать.

А я бы написал их здорово!

«Смену» в церковнославянском стиле приняли в ЦК, с удовольствием. «Мы, – говорят, – самая крупная славянская держава и нечего стыдиться своего прошлого».

28 декабря 1943 г.

Надвигается получение карточек и их прикрепление. Это ужасно утомительно.

А еще нужно получить 60 кг картошки неизвестно где.

Муки не дают, дают хлеб. Я взял на двоих на весь декабрь 8 кг черного и 4 белого, он сохнет и портится.

30 декабря 1943 г.

Эти дни идут в суматохе. Принес картошки 50 кг.

Завтра за карточками и прикрепление.

Вожусь с книгами. Кончается год.

Наши наступают опять на полный ход и подходят опять к Житомиру.

У нас никого, лишь Нюра со спиртом.

Варва всё нервничает и злится. Набрала работ, а что толку? Мало платят и ничего не купишь. Нет ни одежды, ни книг, ни рамок, ни одеколона, ни фруктов.

Хочу конца войны, солнца и весны, чтоб росли цветы и писались картины.

31 декабря 1943 г.

Последний день. Утром пришел домоуправ и принес ключ от лифта. Сами будем ездить без лифтера.

На абажур навесил украшений елочных и цветные елочные лампочки, это вместо елки.

Варва принесла мяса и полтора литра коньяку. Сделали винегрет, котлеты с картошкой, [есть] рыбные консервы, редька, компот и встретили Новый год.

Никто не звонил, не поздравлял…

Сделал всем ключи к лифту.

Кончился 1943 год…

Милый циклопик![259]

Незаметно подкрался Новый год.

Ты его ждал. Опять его встречаем все вместе дома.

Ты не сердись на меня, я не ругаюсь, это просто вспышка. Теперь этого никогда не будет. Мама теперь стала спокойна и всегда желает нам добра. Что пожелать? Ведь это не исполнится… Но всё же хорошо на что-то надеяться. Пусть бы исполнилось всё, что ты сам хочешь. Ты такой хороший, что не было никогда раньше.

Милый мой! Целую и люблю. Напиши всё, что ты желаешь.

С Новым годом!

Твоя Мулька

1944

1 января 1944 г.

С Новым годом!

Тому, кто ругаясь, будет читать этот дневник.

Сегодня играли новый гимн композитора Александрова. Очень интересный… Других нет.

Ведь не Шостаковичу же давать или Прокофьеву?

К тому же он «истинно» русский…

Империя ложного реализма и сдирания…

Говорят, что разрабатывается установка в искусстве на реализм, на передвижников, на русское искусство.

Я буду писать сказки, как Билибин…

Что делать?

Шью колпак за упокой искусства, своего и всех… левых…

Господи и люди будущего, простите меня!

Что я жил не вовремя.

Я больше не буду…

У нас было жить очень скучно.

И зачем мы жили, всё ждали, ждали и верили…

То, что мы сделали, это было никому не нужно.

Итак, начинаем жить в 1944 году?

ненавидимые,

непризнаваемые,

невыставляемые.

Живем искусством, на котором поставили × крест.

2 января 1944 г.

Сегодня получил электролимит 30 гектоватт/час в день, еще было 7, всего – 37 г/ватт на месяц – 410.

Остальное время сплю и мучаюсь с гриппом.

Варва ушла к Лизавете играть в Ма.

Салют – взят Новоград-Волынский.

4 января 1944 г.

За декабрь много сгорело электроэнергии и сейчас нельзя жечь.

Второй раз наградили Петрицило. Он украинец.

А я и не украинец, и не русский, и не еврей, и не ахровец, и не реалист, и не передвижник.

Я радуюсь за Петрицило. Мне же жить осталось очень мало, я это знаю…

Я не увижу самого себя. Я не увижу своей выставки. И если ее не увижу я, то и никто не увидит.

Живой я не нужен. А мертвый тем более…

5 января 1944 г.

В час ночи был салют, взяли Бердичев.

Мой старый корабль освещается ракетами и даже с нашего дома каждый раз пускают их.

Ему дали электролимит. Ему угрожает уплотнение.

7 января 1944 г.

Вчера чинил электрические печи. Сегодня Варва видела в Фотохудожнике списки вновь открывшихся магазинов продовольственных из американских товаров

Что за магазины и для кого? И по каким ценам?

Может быть, это Америка потребовала открыть комиссионные магазины.

Хорошо бы открылись комиссионные магазины искусств…

Умираем от скуки и не можем умереть от водки, ибо ее нет…

8 января 1944 г.

Ходили на базар и купили 200 гр. табаку – 160 руб.

11 января 1944 г.

Разбираю библиотеку.

Читаю В. Каменского.

В Перми я встретил его на улице Молотова. Однажды мы сидели на берегу Камы, разговаривали.

И где этот солцеовеянный поэт?

Он пел скучно и нудно… Я предложил приехать к нему на Каменку. А он отводил всякий ответ. И мы расстались…

А я мог его снять, еще прославить и написать о нем хорошо. Он боялся, что меня нужно кормить… А я его в Москве угощал, поил… Ну вот, как песни не похожи на человека.

Я никогда больше не буду в его «Каменке». И никогда ничего ему не сделаю… Ну какой же он русский человек? Он потерял мое доверие…

Читаю Кирсанова. Тоже пустота.

Читаю Пастернака, – это настоящий поэт.

Читаю Кручёныха. Читать любопытно, но видеть неприятно. Это не русский… Этот похож на поляка.

«Ни одна строчка не выдумана».

Честерфилд.

Это эпиграф к книге о Стендале.

С другой стороны, что можно выдумать и прямо взять из жизни?

Только саму жизнь…

Но она не вмещается в книгу. Она только может быть самой жизнью.

Нет полной Правды, но и обман бывает интересный или нет, талантливый или бездарный.

Я ничего не выдумываю, я только думаю.

Так что этот афоризм тоже выдуман. Все книги – это передача опыта жизни, который повторяется.

Это