Николай II. Бремя самодержца. Документы, письма, дневники, фотографии Государственного архива Российской Федерации - Коллектив авторов

в 3 часа дня. Было бы желательно, чтобы именно это время было обозначено здесь, ибо в эту минуту вы приняли решение… Я не хотел, чтобы когда-нибудь кто-нибудь мог сказать, что манифест ‘вырван’“. <…> Я видел, что государь меня понял, и, по-видимому, это совершенно совпало с его желанием, потому что он сейчас же согласился и написал: „2 марта, 15 часов“, то есть 3 часа дня. <…> Часы показывали в это время начало двенадцатого ночи <…> Мы пошли в вагон генерала Рузского. <…> Около часу ночи, а может быть двух, принесли второй экземпляр отречения. Оба экземпляра были подписаны государем. Их судьба, насколько я знаю, такова. Один экземпляр мы с Гучковым тогда же оставили генералу Рузскому. Этот экземпляр хранился у его начальника штаба, генерала Данилова. В апреле месяце 1917 года этот экземпляр был доставлен генералом Даниловым главе Временного правительства князю Львову. Другой экземпляр мы повезли с Гучковым в Петроград. Впрочем, обгоняя нас, текст отречения побежал по прямому проводу и был известен в Петрограде ночью же» (Шульгин В. В. Дни. 1920. М., 1989. С. 257–262).

175 Речь идет о муже Виктории Федоровны (Даки) великом князе Кирилле Владимировиче. В дни Февральской революции он стал первым из членов императорской фамилии, перешедшим на сторону Государственной думы. За несколько часов до прибытия Кирилла Владимировича в Таврический дворец в комендатуре дворца были уведомлены о переходе Гвардейского экипажа на сторону Государственной думы из копии следующей записки, которая была разослана Кириллом Владимировичем начальникам частей, расквартированных, как и Гвардейский экипаж, в Царском Селе: «Я и вверенный мне Гвардейский экипаж вполне присоединились к новому правительству. Уверен, что и вы, и вся вверенная вам часть также присоединитесь к нам. Командир Гвардейского экипажа Свиты Его Величества контр-адмирал Кирилл» (Хрусталёв В. М. Великий князь Михаил Александрович. М., 2008. С. 359). Впоследствии моряки Гвардейского экипажа по приказу великого князя заняли Царскосельский и Николаевский вокзалы, чтобы воспрепятствовать верным Николаю II войскам прибыть в столицу.

176 Из шестерых лиц свиты, обедавших в этот день с царской семьей, двое – фрейлина Александры Федоровны графиня А. В. Гендрикова, а также гофмаршал князь В. А. Долгоруков – разделили участь семьи и были расстреляны в Сибири в 1918 г.

177 А. А. Вырубова была арестована Временным правительством и, несмотря на инвалидность, несколько месяцев содержалась в Петропавловской крепости по подозрению в шпионаже и предательстве и допрашивалась «Чрезвычайной следственной комиссией для расследования противозаконных по должности действий бывших министров и прочих высших должностных лиц», после чего «за отсутствием состава преступления» была выпущена на свободу. Потом неоднократно подвергалась арестам и допросам.

178 Ю. А. Ден покинула Александровский дворец вместе с А. А. Вырубовой, чтобы сопровождать ее в столицу, где последняя была арестована. После ареста Анны Александровны Ю. А. Ден также была взята под стражу. Ей не разрешили вернуться в Александровский дворец, и она убедила правительство поместить ее под домашний арест в ее собственном доме, потому что ее сын был опасно болен.

179 Весной 1917 г. в четырех великокняжеских имениях близ Ялты оказалась под домашним арестом довольно многочисленная группа Романовых, приехавших под давлением революционных событий из Петрограда и Киева. В имении Ай-Тодор находились вдовствующая императрица Мария Федоровна, великий князь Александр Михайлович с женой Ксенией Александровной и шестью сыновьями; великая княгиня Ольга Александровна, ее морганатический супруг Николай Александрович Куликовский. Недалеко от них, в имении Кореиз, жили дочь великого князя Александра Михайловича княгиня Ирина Александровна и ее муж князь Феликс Юсупов, а также его родители. В Чаире находились великий князь Николай Николаевич (младший), великая княгиня Анастасия Николаевна, ее дети Сергей и Елена Лейхтенбергские; в Дюльбере – великий князь Петр Николаевич, великая княгиня Милица Николаевна и трое их детей: Марина, Надежда и Роман.

180 Надежды Николая II переехать после своего отречения в Англию изначально были обречены. 24 марта 1917 г. личный секретарь Георга V барон Стамфордхэм в письме министру иностранных дел Великобритании лорду Бальфуру указывает, что король с самого начала полагал, что присутствие семьи Николая II было бы неудобно для королевской фамилии, поскольку оно может быть осуждено обществом и скомпрометирует положение короля и королевы. В этой связи личный секретарь Георга V пишет: «Король желает, чтобы я попросил Вас, посоветовавшись с премьер-министром, снестись с сэром Джорджем Бьюкененом [посол Великобритании в России], чтобы он обратился к русскому правительству с предложением составить другой проект будущего местопребывания Их Императорских Величеств». И во втором письме за тот же день добавляет: <…> «противодействие приезду сюда императора и императрицы настолько велико, что нам должно быть позволено отозвать согласие, данное ранее на предложение русского правительства» (Мейлунас А., Мироненко С. Николай и Александра. Любовь и жизнь. С. 557–558).

181 Об этих событиях вспоминал в дальнейшем граф П. К. Бенкендорф: «В первые дни Святой недели начали рыть около Китайского театра яму, где должны быть погребены так называемые жертвы революции в Царском Селе. Была выбрана для этого большая аллея перед Александровским дворцом в 300 шагах от его фасада. Похороны были торжественно совершены на Святой в четверг, в час дня. Но столь чествуемыми жертвами оказались шесть или семь пьяниц, умерших от алкогольных напитков в день разгрома кабаков. Присутствовало много войск, развевались красные знамена, музыка играла марсельезу и другие революционные мотивы» (Возрождение. Париж, 1928. 15 февраля. № 988).

182 Позднее полковник Е. С. Кобылинский свидетельствовал белогвардейскому следователю Н. А. Соколову по этому обстоятельству следующее: «При одном из свиданий Керенского с Государем присутствовал Коровиченко. Керенский заявил Государю в этот раз, что он должен произвести выемку в его бумагах и уполномочивает на это Коровиченко. Приказано при этом присутствовать и мне. Я помню эту сцену. Вышло тогда не совсем хорошо. Бумаги Государя находились в особом ящике очень больших размеров. При мне и Коровиченко ящик был открыт. Бумаг было очень много; все они были разложены по отдельным группам в порядке. Указывая на бумаги и на группы, по которым они были там уложены, Государь взял одно письмо, лежавшее в ящике со словами: „Это письмо частного характера“. Он вовсе не хотел изъять это письмо от выемки, а просто взял его, как отдельно лежавшее и хотел его бросить в ящик. Но Коровиченко порывисто ухватился за письмо и получилась такая вещь: Государь тянет письмо к себе, Коровиченко – к себе. Тогда Государь, как это заметно было, рассердился, махнул рукой и со словами: „Ну, в таком случае я не нужен. Я иду гулять“, он ушел. Коровиченко отобрал бумаги, какие