Николай II. Бремя самодержца. Документы, письма, дневники, фотографии Государственного архива Российской Федерации - Коллектив авторов

затрагивал вопроса ни о тебе, ни о Д[митрии] и Ф[еликсе], не хотел вмешивать ничего личного. Миша тоже не видит никакого выхода, кроме высылки ее в Ливадию, но вопрос – как это сделать, он никогда на это не решится, да и она не поедет. Буду уговаривать Мамá ехать в Ставку, когда Н[ики] туда приедет, следует попытать и это средство, хотя убежден, что ничего из этого не выйдет. О Думе тоже говорили, я все настаивал на невозможности править без Думы, что нужно опираться на блок, но это ни к чему, так как у них явное желание Думу распустить.

В день отъезда я написал А[ликс] письмо, в котором говорю, что глубоко огорчен, что мой разговор не привел положительно ни к чему, что я повторяю, что все, мною сказанное, есть не мое личное мнение, а мнение громадного большинства, что когда я шел к ней, то надеялся найти в ней союзника, чтобы убедить Н[ики] взять единственно возможный и правильный курс, но она моего голоса не слышала и что, если будет нужно, я ей буду писать. Что меня приводит в полное отчаяние, это факт совершенного отсутствия душе сознания как у него, так и у нее, при этих условиях нельзя ожидать, чтобы они когда-либо услышали или поняли слово правды. Железнодорожный вопрос обострился до крайности, мы накануне катастрофы, ни угля, ни продовольствия больше нет, живем изо дня в день, все доведено до полного расстройства, и наверху нет власти, есть отчего с ума сойти, а там как с гуся вода, полная слепота и покорность Богу, т. е. в данном случае какой-то злой силе, иначе я не могу себе объяснить полную слепоту и глухоту» (РГИА. Ф. 549. Оп. 1. Д. 1067. Л. 2–4 об. Опубликовано: Великий князь Александр Михайлович. Книга воспоминаний. М., 1991. С. 222–224).

169 25 февраля 1917 г. Николай II из Ставки направил командующему Петроградским военным округом С. С. Хабалову телеграмму с категорическим требованием прекратить беспорядки. Попытки властей использовать войска положительного эффекта не дали, солдаты отказывались стрелять в народ.

170 Последнее заседание Государственной думы четвертого созыва состоялось 25 февраля 1917 г. В условиях начавшейся революции указом императора от 26 февраля (председатель Совета министров князь Н. Д. Голицын воспользовался имевшимися у него на руках бланками царских указов) был объявлен перерыв в работе Государственного совета и Государственной думы. 27 февраля прошло заседание думского совета старейшин, на котором отмечалось, что «основным лозунгом» момента является упразднение старой власти и замена ее новой. Депутаты формально подчинились «императорскому» указу, но не стали разъезжаться из Петрограда и продолжили свою работу в режиме «частного совещания».

171 В конце февраля 1917 г., получив известия о волнениях в Петрограде, Николай II отдал приказ о направлении в Петербург фронтовых частей под командованием генерала Н. И. Иванова. В распоряжении Иванова, кроме войск, был отдан Георгиевский батальон, охранявший Ставку, пятая рота Сводного полка и полурота Железнодорожного полка (всего 800 человек). Планировалось, что в Царском Селе Н. И. Иванов примет под свое командование войсковую группировку до 40 тысяч человек. 1 марта 1917 г. его составы прибыли в Вырицу. Оттуда генерал Иванов выехал в Царское Село, чтобы дать инструкции вызванному туда командованию гарнизона. На этой встрече Н. И. Иванов пришел к выводу, что помощи Георгиевского батальона для охраны царской семьи не требуется. От императрицы Александры Федоровны он получил приказ отвести свои войска в Вырицу, чтобы избежать столкновения Георгиевского батальона с частями революционного гарнизона. Требовалось еще около суток для подтягивания всех частей к Царскому Селу, но уже в ночь на 2 марта их движение было остановлено. 2 марта генерал Иванов выехал из Вырицы в расположение Тарутинского полка, но на станции Семрино (по другим источникам – Сусанино) его вместе с батальоном георгиевских кавалеров блокировали революционные железнодорожники.

172 Рано утром 2 марта 1917 г. в разговоре генералом Н. В. Рузским М. В. Родзянко впервые указал на необходимость отречения императора Николая II в пользу сына при регентстве великого князя Михаила Александровича, текст разговора был немедленно передан в Ставку. В тот же день через несколько часов после этого разговора генерал М. В. Алексеев направил командующим фронтами и флотами телеграмму, в которой, в частности, говорилось: «Теперь династический вопрос поставлен ребром, и войну можно продолжать до победоносного конца лишь при использовании предъявляемых требований относительно отречения от Престола в пользу сына при регентстве Михаила Александровича. Обстановка по-видимому, не допускает иного решения» (Отречение Николая II: Воспоминания очевидцев, документы. М., 1990. C. 237).

173 В этот день до приезда представителей Думы В. В. Шульгина и А. И. Гучкова Николай II обсуждал со свитой новое положение. На вопрос, что он собирается делать после отречения в пользу сына, решение о котором император принял в 15 час., Николай сказал, что уедет за границу и будет там жить до окончания военных действий, а затем вернется в Россию, поселится в Крыму и полностью посвятит себя воспитанию сына. Некоторые из его собеседников сомневались, чтобы ему это позволили, но Николай отвечал, что родителям нигде не воспрещают заботиться о своих детях. Все же какие-то сомнения зародились и у него, и он в первый раз откровенно обратился к личному врачу С. П. Федорову по поводу здоровья царевича. Царь попросил его искренне ответить, возможно ли излечение наследника, на что получил ответ, что «чудес в природе не бывает» и что в случае отречения наследнику, скорее всего, придется жить в семье регента. После этого Николай II пришел к новому решению – отречься сразу и за своего сына, с тем, чтобы оставить его с собой.

174 Текст отречения был подготовлен заранее начальником дипломатической канцелярии в Ставке Н. Базили, утвержден Алексеевым и передан в Псков. После разговора с членами Государственной думы В. В. Шульгиным и А. И. Гучковым Николай внес поправки в текст отречения, вставив фразу о присяге конституции нового императора. Манифест был переписан набело, Николай II подписал его и отдал А. И. Гучкову. Часы показывали 23 час. 40 мин. Однако, чтобы подписание акта отречения не выглядело как результат давления депутатов Думы, на манифесте было поставлено иное время – 15 часов. Тем более что само решение об отречении было принято Николаем еще днем (стенограмма отречения Николая II, составленная К. А. Нарышкиным (ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 2099. Л. 3 об.). В. В. Шульгин в своих мемуарах вспоминал: «Затем я просил государя: „Ваше величество, <…> Вы изволили сказать, что пришли к мысли об отречении в пользу великого князя Михаила Александровича сегодня