Иван Тургенев. Жизнь и любовь - Полина Ребенина

показывает иной путь ее разрешения, не тот, который выбрал он сам. А что бы было, если бы он отказался от предложения Виардо, вернулся в Россию и стал жить с одной из сонма обожающих его женщин? Женился бы и обрел обыденное счастье с доброй, верной, русской Татьяной? Дальше развивать эту мысль художник слова не стал, в более отдаленное будущее заглядывать не счел нужным. Однако в реальной жизни прыгнул он с головой в омут – не смог оторваться от властной и знаменитой француженки, указавшей ему место у своих ног. Это был его собственный выбор.

Ну а вторая тема, поднятая в романе, – это рассуждения Потугина о превосходстве европейской цивилизации над славянской, а западного образа жизни над русским. Очевидно, эти мысли пришли писателю в голову в результате внутренней драмы, тяжелого душевного разлада, ведь выбирая любимую женщину, он отрывался от Родины. Несомненно, что западничество Тургенева – это плод его многолетнего общения с Полиной Виардо. Об этом сожалели многие соотечественники, в этом его неоднократно упрекала графиня Ламберт. Он подчинился этой властной и прославленной женщине и покорился всем ее желаниям и требованиям.

В категоричных высказываниях Потугина сквозит оправдание Тургеневым того, что живет он в немецком Баден-Бадене, вместо того чтобы служить Отечеству. И словами того же Потугина Тургенев отвечает на все попреки своих соотечественников, уверяя, что нет никакой значимой России, нечем его Родине гордиться, нет и никогда не было у нее ни развитой культуры, ни выдающихся достижений науки и техники и Западу она и в подметки не годится. А славянофилы и почвенники, утверждающие обратное, – это просто высокомерные болтуны с абсолютно ни на чем не основанным чувством превосходства. Без сомнения, что эти мысли созрели в голове писателя под влиянием мадам Виардо, поэтому она без колебаний одобрила роман.

Потугин глаголет: «Да-с, да-с, я западник, я предан Европе; то есть, говоря точнее, я предан образованности, той самой образованности, над которою так мило у нас теперь потешаются, – цивилизации, – да, да, это слово еще лучше, – и люблю ее всем сердцем, и верю в нее, и другой веры у меня нет и не будет. Это слово: ци…ви…ли…зация (Потугин отчетливо, с ударением произнес каждый слог) – и понятно, и чисто, и свято, а другие все, народность там, что ли, слава, кровью пахнут. Бог с ними!»

И в то же время с горечью объясняется в любви к России: «Да-с; я и люблю и ненавижу свою Россию, свою странную, милую, скверную, дорогую родину. Я теперь вот ее покинул: нужно было проветриться немного после двадцатилетнего сидения за казенным столом, в казенном здании; я покинул Россию, и здесь мне очень приятно и весело; но я скоро назад поеду, я это чувствую. Хороша садовая земля… да не расти на ней морошке!»

На прощание перед отъездом в Россию Потугин произносит свое напутствие: «Прощайте, Григорий Михайлыч… Дайте мне еще вам слово сказать… Вы возвращаетесь в Россию… Вы будете там… со временем… действовать… Позвольте же старому болтуну – ибо я, увы! болтун, и больше ничего – дать вам напутственный совет. Всякий раз, когда вам придется приниматься за дело, спросите себя: служите ли вы цивилизации – в точном и строгом смысле слова, – проводите ли одну из ее идей, имеет ли вашим труд тот педагогический, европейский характер, который единственно полезен и плодотворен в наше время, у нас? Если так – идите смело вперед вы на хорошем пути, и дело ваше – благое! Слава богу! Вы не одни теперь. Вы не будете «сеятелем пустынным»: завелись уже и у нас труженики… пионеры…»

* * *

Надо сказать, что мнение мадам Виардо, которому так доверял Тургенев, оказалось совершенно ошибочным и реакция большинства соотечественников на роман «Дым» была крайне отрицательной. Как же так, певец русской природы, создатель прекрасного образа русской женщины и вдруг так яростно нападает на русскую культуру, отвергает полностью ее достижения и самобытность? Особое восхищение в это время вызывали у Тургенева немцы, тогда как к французам, как и к русским, он относился весьма критически.

Естественно, что представители разных слоев русского общества – аристократия, интеллигенция, даже «нигилистическая» молодежь – отреагировали весьма болезненно на мысли, высказанные в романе о превосходстве Запада, о том, что цивилизация – это исключительно европейское завоевание и отсталой России надо учиться всему у Европы. Многие стали обвинять Тургенева в том, что великий писатель по причине долгого пребывания за границей перестал видеть и понимать Россию, и даже утверждали, что он совершенно исписался. Но в защиту Тургенева надо отметить, что мысли эти были высказаны не главным героем романа, а второстепенным и введены как некая «информация к размышлению».

Другу П. Анненкову Тургенев пишет: «Судя по всем отзывам и письмам, меня пробирают за «Дым» не на живот, а на смерть во всех концах нашего пространного отечества. Я оскорбил народное чувство – я лжец, клеветник – да я же не знаю вовсе России…» (11 мая 1867 года).

Тургенев, который всегда был очень чувствителен к критике, теперь храбрится и старается не подать виду, что всеобщее неодобрение романа ему очень тяжело. Тому же Анненкову 23 мая 1867 года он пишет: «Мне кажется, еще никогда и никого так дружно не ругали, как меня за «Дым». Камни летят со всех сторон. Ф.И. Тютчев даже негодующие стихи написал. И представьте себе, что я нисколько не конфужусь: словно с гуся вода. Я, напротив, очень доволен появлению моего забитого Потугина, верующего единственно в цивилизацию европейскую, в самый разгар этого всеславянского фанданго с кастаньетками…»

В адрес Тургенева посыпались злые эпиграммы. Вот эпиграмма, авторство которой приписывалось Ф. Тютчеву:

       «И дым отечества нам сладок и приятен!» —

       Так поэтически век прошлый говорит.

       А в наш – и сам талант все ищет в солнце пятен,

       И смрадным дымом он отечество коптит.

Высмеивалась личная жизнь Тургенева, его длительное пребывание за границей:

       Талант он свой зарыл в «Дворянское гнездо».

       С тех пор бездарности на нем оттенок жалкий,

       И падший сей талант томится приживалкой

       У спадшей с голоса певицы Виардо.

Даже А.И. Герцен высказал резкую критику образа мыслей Потугина в своей статье «Отцы сделались дедами» в «Колоколе». Тургенев ответил ему 23 мая 1867 года: «Критику «Голоса» я читал – и кроме того знаю, что меня ругают все – и красные, и белые, и сверху, и снизу – и сбоку –