Аль Капоне: Порядок вне закона - Екатерина Владимировна Глаголева
Аль Капоне: Порядок вне закона читать книгу онлайн
В множестве книг и кинофильмов об Альфонсо Капоне, он же Аль Браун, он же Снорки, он же Аль «Лицо со шрамом», вымысла больше, чем правды. «Король гангстеров» занимал «трон» всего шесть лет, однако до сих пор входит в сотню самых влиятельных людей США. Структуру созданного им преступного синдиката изучают студенты Гарвардской школы бизнеса, на примере судебного процесса над ним учатся юристы. Бедняки считали его американским Робин Гудом, а правительство объявило «врагом государства номер один». Капоне бросал вызов политикам — и поддерживал коррупцию; ускользал от полиции — но лишь потому, что содержал её; руководил преступной организацией, крышевавшей подпольную торговлю спиртным и продажу молока, игорные дома и бордели, конские и собачьи бега, — и получил тюремный срок за неуплату налогов. Шикарный, обаятельный, щедрый, бесстрашный Аль был кумиром молодёжи. Он легко сходился с людьми, любил общаться с журналистами, способствовавшими его превращению в легенду. Почему она оказалась такой живучей и каким на самом деле был всемирно знаменитый гангстер? Екатерина Глаголева предлагает свою версию в самой полной на сегодняшний день биографии Аля Капоне на русском языке.
Реальность была совсем иной. Капоне сделался мишенью для насмешек зэков, в том числе из-за шаркающей походки и привычки что-то бормотать себе под нос. Несомненно, это были проявления прогрессирующей болезни, но на них никто не обращал внимания, пока 5 февраля 1938 года не грянул гром. Утром, когда дали сигнал отправляться на завтрак, дежурный офицер заметил, что Капоне одет в синий «воскресный» костюм, а не в комбинезон, какой заключённые носили по рабочим дням. Он сделал замечание, Аль поскорее переоделся и пристроился в хвост очереди, направлявшейся в столовую. После завтрака, когда все возвращались в камеры, Аль снова ошибся — вместо своего коридора пошёл в другой, но после окрика сразу исправился. Когда произвели распределение по мастерским, дежурный офицер обнаружил Капоне в его камере: он позеленел, его рвало. Сообщили помощнику коменданта; тот вызвал врача, который увёл заключённого в лазарет. Узнав об утренних инцидентах и увидев, что Капоне еле ворочает языком, доктор Хесс послал за психиатром Эдвардом Твитчеллом, и они констатировали первые симптомы паралича, вызываемого сифилисом.
Узнав о диагнозе, Капоне больше не стал противиться и согласился на спинномозговую пункцию. Жидкость отправили на анализ в Сан-Франциско, в военно-морской госпиталь; реакция на сифилис была положительной. Ещё до получения результатов анализа весь Сан-Франциско уже знал, что Капоне в больнице. Джонстона осаждали репортёры, он не успевал отвечать на телефонные звонки. Он говорил в трубку так, как научили его врачи, но всё равно 8 февраля газеты по всему миру вышли с крупными заголовками: «Аль Капоне сошёл с ума», «Аль Капоне в тюрьме лишился рассудка». «Окленд трибюн» писала, что Капоне сопротивлялся охранникам, тащившим его в больницу, плевал во встречных заключённых, поэтому на него надели смирительную рубашку. Вся Америка узнала по радио «сенсационные подробности».
Девятого февраля Мэй послала Джонстону телеграмму из Майами, начинавшуюся словами «по слухам», — никакой официальной информации она не имела. В последний день месяца у неё было запланировано свидание с Алем, на которое она собиралась взять с собой Мафальду, а теперь, «по слухам», Аля собирались переводить в другую тюрьму. Верно ли это? Ехать ли ей в Сан-Франциско, рискуя разминуться с мужем? Джонстон ответил: её муж в стабильном состоянии и без смирительной рубашки; в переводе нет нужды, он получает необходимое лечение; свидание лучше отменить и оставаться в Майами «до дальнейших указаний»; за информацией пусть обращается к Бейтсу в Федеральное бюро тюрем. Всё.
Естественно, Мэй это не успокоило — совсем наоборот. Алькатрас мог свести с ума кого угодно. Не так давно, 13 ноября 1937 года, покончил с собой 35-летний моряк Эдвард Вутке — номер 47, приговорённый за убийство к двадцати семи годам: вынул лезвие из точилки для карандашей и вспорол себе яремную вену; его нашли уже мёртвым в луже крови. В том же году 31-летний Руф Персфул, доведённый до отчаяния издевательствами других зэков, отрубил себе пальцы на руке пожарным топором; его признали шизофреником и перевели на остров Макнил[68]. Бедный Аль, как-то он там сейчас...
Теперь Аль был паинькой, от лечения больше не отказывался, хотя оно снова сводилось к еженедельным инъекциям бесполезного висмута и трипарсамида, и вскоре отправил письма родным — вполне здравые. «Если у тебя есть что-то на уме, что ты хотел бы сохранить между нами, а то твоя дорогая мама расстроится... я хочу сказать, что, может быть, у тебя есть что-то на уме по поводу твоего будущего, — писал он Сонни 17 февраля. — Сын, я хочу только одного: не препятствовать ему, поскольку твоя мать и твой папочка ничего не пожалеют для твоего здоровья и будущего».
А здоровье и будущее самого Аля были под вопросом. Ральф нанял нового адвоката, Авраама Тейтельбаума, и тот подал два ходатайства: в Федеральное бюро тюрем — чтобы Капоне перевели в другую тюрьму, где он получал бы необходимое лечение, и в Верховный суд — чтобы отменили годичный тюремный срок за мелкое правонарушение. Дней «хорошего поведения» в Алькатрасе набиралось достаточно для условно-досрочного освобождения 19 января 1939 года, к его сорокалетию. Хватит наказывать Капоне, его надо лечить! Но власти не спешили удовлетворять эти прошения.
Мэй всё-таки приехала в Алькатрас вместе с Ральфом, добившись свидания с мужем. Для любящей женщины не существует никаких преград. 28 февраля, когда они возвращались в гостиницу, за их такси погнались репортёры. Ральф велел шофёру давить на газ, чтобы оторваться от щелкопёров. Машина неслась по тротуарам, на красный свет, в запрещённом направлении по улицам с односторонним движением. Через сотню километров закончился бензин, и пришлось остановиться на заправке. Тотчас налетели стервятники; Мэй, ослеплённая вспышками фотоаппаратов, спрятала лицо в воротник, потом не выдержала и решила бросить этой своре кость. «Что я могу сделать, чтобы вы перестали гоняться за мной?» — спросила она. Репортёров интересовало одно: как себя чувствует Аль Капоне. «С Алем всё в порядке», — ответила Мэй. «Он поправится?» — «Да, поправится. Сейчас он просто приуныл и пал духом из-за большого нервного напряжения». Тут в разговор встрял Ральф — заявил, что его брат не сумасшедший. Мэй отвернулась, и дальше на вопросы отвечал он. Поняв, что больше им ничего не добиться, журналисты их отпустили. Шофёр, которому Ральф хорошо заплатил, похвалив его стиль вождения, предпочёл больше не связываться с этими пассажирами. Последний квартал до отеля они шли пешком.
Прослышав о помешательстве Снорки, его недруги наверняка возликовали, но ненадолго. «Заклятый враг Аля Капоне арестован», — сообщила «Интернэшнл геральд трибюн» 22 апреля 1938 года, имея в виду Багза Морана. О нём, в отличие от Капоне, уже стали забывать, как вдруг он напомнил о себе довольно неожиданным образом: по всему Восточному побережью от Бостона до Майами начали всплывать фальшивые дорожные чеки компании «Америкой экспресс». «Основываясь на информации, полученной от осведомителя в преступном мире Питсбурга, и воспользовавшись предательством нескольких распространителей чеков, действовавших на Востоке, полиция арестовала девять человек, включая знаменитого Джорджа (Багза) Морана, некогда претендовавшего на трон в бандитском царстве Чикаго, — писала газета. — Группа фальшивомонетчиков была создана на развалинах банды, некогда правившей Норд-Сайдом Чикаго под железной рукой Морана. Головорезы, составлявшие старую банду, были убиты или рассеяны в ходе гангстерских войн с бойцами Аля Капоне “Лицо со шрамом”
