Валентин Аккуратов - Лед и пепел

Неожиданно, как это бывает в Арктике, поднялся сильный северо–западный ветер. Запенились высокие волны. Самолет не мог больше оставаться на воде, надо было уходить.

Команда судна, видя, как загулявшие волны начали бросать гидросамолет, грозя разбить его в щепы, забеспокоилась.

Высокий офицер, как потом выяснилось — первый штурман, подойдя к Мазуруку, сказал:

— Вам надо уходить. Шторм может сломать самолет. Сообщите вашему командованию о нашем бедствии и ускорьте высылку помощи. О нас не беспокойтесь. Теперь мы знаем, что нам делать.

Он с благодарностью стал жать руки экипажу самолета, а за ним и та часть команды, которая перешла на судно 11 помогала в работе.

Договорившись обо всем с командиром бота и передав на время ему заботу об американском судне, летчики забрали девять больных американских моряков на борт гидросамолета и стали прощаться.

— В последнюю минуту я взял половину распиленного звена цепи и поднес его капитану. Он молча принял подарок и холодно пожал мне руку. О взлете не спрашивайте. Это были скучные секунды. До сих пор не понимаю, как выдержала машина такую дьявольскую нагрузку! — Мазурук окончил свой рассказ.

Все молчали. Каждый из нас отлично понимал, чего стоит взлет в открытом штормовом море. Было слышно, как за двойными рамами тоскливо и яростно выл ветер, глухо рокотало Карское море.

— Ну, а «Уинстон Сэилем», что стало с ним?

— Благополучно доставил все грузы в порт.

Вошел вахтенный радист. Вид у него был взбудораженный:

— Что–нибудь случилось?

— Опять полундра! В Баренцевом море утоплен американский транспорт. Экипаж перешел на шлюпки. Вот радиограмма!

Мы смотрим друг на друга и без слов облачаемся в кожаные доспехи. По пути к самолетам Мазурук говорит:

— Наш экипаж идет в море, а вы осмотрите все западное побережье Новой Земли. Встретимся в Амдерме.

Катер увозит их к якорной стоянке, где раскинув широкие крылья, стоит гидросамолет, а мы спешим по галечной косе к своему самолету.

Монотонно гудят моторы, молотя стальными винтами по промозглому месиву исландского циклона. Стучат пулеметными очередями куски льда, сбиваемого с лопастей по фюзеляжу, и каждый раз испуганной птицей вздрагивает сердце, ибо нельзя привыкнуть человеку к тени смерти, даже если она появляется изо дня в день. Машина тяжелеет. Конвульсивно, рывками подрагивает хвост. От безобразного нароста льда, сковавшего весь самолет, падают скорость, высота.

— Пошли вниз! — говорю я.

— Но там океан! — отвечает Орлов.

— Вверх не тянет, а внизу над водой температура выше нуля, оттаем!

Мы ныряем в серую темь облачности и вываливаемся из нее почти над самым кружевом кипящих волн. Машину валит вправо, она плохо подчиняется рулям.

— Плюс один! — кричит Николай Кекушев, радостно указывая на термометр наружного воздуха.

Грохот по фюзеляжу усиливается, на нем появляются вмятины. Это слетают последние куски льда. А гребни волн почти лижут низ самолета. Юра резко меняет шаг винтов, чтоб сбросить остатки льда. Резкий, режущий вой, и самолет начинает отрываться от моря.

Я показываю Орлову большой палец, схожу с сиденья и принимаюсь за расчеты.

— До мыса Входного у Маточкина Шара десять — двенадцать минут, — говорю я. — При такой видимости можем врезаться в скалы. Отверни влево на тридцать градусов. Пойдем параллельно берегу.

Орлов кивает, и в тот же миг, как физически ощутимый удар, в самолет врывается яркий солнечный свет.

Фронт циклона пройден. Впереди, в прозрачном голубом воздухе, отчетливо высятся заснеженные горы Новой Земли — коричневые скалы и языки синих ледников, обрывающихся в изумрудные волны.

Напряженно впиваемся глазами в эту, кажущуюся безмятежность. Раскрывшийся перед нами пейзаж до боли напоминает картину художника Рылова «В голубом просторе», только вместо стайки белоснежных лебедей одиноко в стремительном полете над зеленой пучиной мчится наша стальная птица…

Неожиданно коротко взвизгивает бортовая сирена, и в шлемофоне раздается по–деловому спокойный голос Сергея Наместникова:

— Слева по курсу самолет!

У самого берега, над широким полем ледника, как в кинокадре проецируется силуэт самолета. Он идет курсом на юго–запад.

— Кто, чей? — быстро спрашивает Орлов, прижимая машину к поверхности моря.

В бинокль отчетливо видны черно–белые кресты на фюзеляже и свастика на киле хвоста.

— Немец! И, похоже, что Ю-88. — Юра передает мне управление и следит за чужим самолетом. — Точно, восемьдесят восьмой! Очевидно, в разведке. Судя по его спокойному курсу, нас не видит.

— Если в разведке и один, атаковать не будет, даже если заметил, — отвечаю я, забирая бинокль у Орлова, и продолжаю следить за самолетом.

Вскоре он исчезает из поля нашего зрения. Сергей Наместников связывается с Амдермой, передает шифрограмму.

— Пронесло! — говорит Кекушев. — Пойду, пока тихо, готовить обед.

Покачав крыльями над зимовкой мыса Входной и сбросив им почту, мы начинаем осматривать заливы и бухты, держа генеральный курс на Амдерму. Ничего не обнаружив, в сумерки мы благополучно сели на галечном аэродроме Амдермы.

В этот день экипаж Мазурука не пришел, а на рассвете следующего дня мы вылетели на новое задание в Мурманск, а оттуда в Москву.

Только неделю спустя мы попали в Архангельск. Получая новое задание в штабе, мы спросили, удалось ли экипажу Мазурука обнаружить в море шлюпки с американскими моряками? Удивленно вскинув на нас глаза, Сузюмов проговорил:

— Как? Разве вы не в курсе? — и, смешавшись, после долгой паузы добавил: — Илья Павлович жив, почти всем удалось спастись. В гостинице «Теремок» ночует экипаж Михаила Каминского. Они вам все расскажут, вместе были.

Под предлогом занятости, пожав нам руки, Сузюмов быстро исчез в кабинете Папанина.

Чертыхнувшись в адрес штабной конспирации, мы поспешили в летную гостиницу. Михаил Каминский — один из опытнейших полярных летчиков, летал командиром корабля на гидросамолете «каталина».

Мы не виделись более полугода. Эвакуированный в Красноярск, экипаж Каминского работал в восточном секторе Арктики.

За столом экипаж Каминского поведал о дорогах, которые привели их с далекой Чукотки в Баренцево море.

— Чертова броня загнала нас в самый тихий угол. О войне мы знали только по газетам месячной давности, — рассказывал сам командир. — Конечно, мы не забываем о Японии, иногда встречаем в Беринговом море ее сторожевые корабли, но она не осмеливается нарушить нейтралитет, хотя и ведет явно разведочную службу, сообщая своему союзнику о кораблях, идущих из США по Северному морскому пути. А неделю назад получаем шифровку: немедленно вылетать в Архангельск. Узнаем — самолет Мазурука не вернулся с задания. Мысль о их гибели никак не укладывалась в нашем сознании, хотя мы и знали, что уже сбиты и погибли экипажи многих полярных летчиков. И все у берегов Новой Земли. Кроме, правда, самолета Иосифа Черепкова, сбитого восточнее острова Диксон, вероятно зенитками линкора «Адмирал Шеер».