Валентин Аккуратов - Лед и пепел

Внизу под облаками, с высоты пятидесяти метров, была отличная видимость, а через десять минут облачность кончилась. Мы увидели знакомые очертания гор Маточкина Шара и губы Матюшиха, но кораблей с моря не видать, так как они прятались где–то в глубине пролива, за мысами, прикрытыми низкой облачностью.

— Смотреть внимательно» — подал сигнал Орлов — Будем пересчитывать друзей!

Подойдя к губе, мы прижались к ее северному берегу и, маскируясь крутыми скалами, прошли в пятистах метрах от каравана. Все было тихо. Очевидно, на этот раз нас не обнаружили. Два сторожевика медленно выходили в море. Через бинокль на борту одного из них удалось прочитать название — «Ла Малоне».

Пересчитав корабли так, чтобы не потревожить их своим появлением, взяли курс на юг. Сергею Наместникову из башни удалось прочесть название еще одного корабля — «Эмпайр Тайд». Он был водоизмещением в семь тысяч тонн, и именно на нем и находилась катапульта для истребителя, но самого самолета на корабле не оказалось, — вероятно, ушел в воздух, как только услышал шум наших моторов.

— Ну, теперь все ясно! Пошли домой! Координаты дадим устно, после посадки. Сейчас рисковать не стоит, могут перехватить и дешифровать, — дал команду Орлов

После нашего доклада штаб в тот же день связался с эскадрой. В сопровождении двух наших эскадренных миноносцев и трех английских караван прибыл в Архангельск

А мы после этой операции продолжали выполнять полеты в Баренцевом море уже на ледовой разведке. Однажды, вернувшись на базу отдыха после выполнения очередного задания, мы встретились в маленьком, уютном домике зимовки с экипажем Героя Советского Союза полковника Ильи Павловича Мазурука, летающим на гидросамолете «каталина». Оба экипажа ждали нового задания и коротали время в разговорах и спорах. Но о чем бы мы ни говорили, неизменно возвращались к событиям войны, и эго было естественно, ибо война занимала все наши мысли.

Выслушав наш рассказ о том, как мы разыскивали потерявшийся англо–американский караван судов, Мазурук, улыбнувшись про себя, сказал:

— За два дня до ваших полетов мы тоже нашли один транспорт из РQ‑17, и тоже у берегов Новой Земли.

Я не понял, почему улыбался Мазурук, вспоминая о караване рq‑17. Трагическая судьба его нам была известна. Но последовавший рассказ все объяснил.

Возвращаясь с ледовой разведки, их летающая лодка, остерегаясь немецких самолетов, шла низко, «брея» верхушки волн. Выскочив из–за крутого мыса, они неожиданно натолкнулись на транспортное судно, которое с большим креном на борт безжизненно стояло недалеко от берега Беспомощный вид судна, спущенные до полумачты флаги — все говорило, что транспорт потерпел бедствие и оставлен командой.

На берегу, действительно, стояло несколько палаток, набросаны горы ящиков, мешков, бочек, и вокруг них суетились люди. Когда «каталина» подошла ближе, уже можно было разглядеть вывешенные на мачте сигналы бедствия и слабый дымок, вьющийся из трубы судна.

— Ничего не понимаю! Корабль совершенно цел, — сказал штурман Николай Жуков — А на берегу не то десант, не то цыганский табор?

— Просят о помощи, надо помочь, ребята! — ответил Мазурук.

Не в правилах советских летчиков оставлять людей в бедственном положении, а потому приняли решение сесть в море и выяснить, чем могут быть полезными пострадавшим. С океана шла пологая, но крупная зыбь, садиться в такую волну сложно. Подошли ближе. На судне — знак союзников, на корме надпись на английском: «Уинстон Сэилем». Целый лес стволов зенитных орудий и счетверенных пулеметов, а у них — никого! Выбрали место поспокойнее, между берегом и кораблем, и самолет пошел на посадку. Подрулили поближе, внимательно наблюдая за берегом и судном, стрелки за пулеметами. Подходить к борту транспорта или к берегу в такую погоду было бы безумием. А на берегу, у самого уреза воды, с автоматами, ручными пулеметами столпились люди, и все дружно держат руки вверх, что–то кричат. Совсем непонятно, с оружием, а вроде в плен сдаются. Штурман Николай Жуков и бортмеханик Косухин Глеб поплыли на клипер–боте к берегу, а остальной экипаж, не выключая моторов и держа берег под прицелом турельных пулеметов, крейсировал под дулами корабельных пушек, могущих в одно мгновение, если бы выстрелили, превратить самолет в щепы. А тем временем клипер–бот уже достиг берега, ребят там с криками радости окружили, жмут руки…

Поставив гидросамолет на якорь, под защиту камней, все высадились на берег. Небритые, в помятой одежде, офицеры и матросы окружили экипаж, радостно и крепко жали руки, бессвязно повторяя: «Рашен пайлот, рашен пайлот!» Капитан, грузный мужчина, лет сорока пяти, мистер Ловгрэн, когда все утихло, рассказал о том, что произошло с транспортом «Уинстон Сэилем».

Около десяти дней назад, когда они шли в составе большого каравана РQ‑17, охраняемого боевым конвоем, к берегам Советского Союза, их атаковали немецкие подводные лодки. С флагманского корабля конвоя была дана команда всем судам, а их было тридцать пять, рассредоточиться и следовать самостоятельно в русские порты. Пользуясь плохой видимостью, «Уинстон Сэилем» ушел на восток. Через сутки, когда туман рассеялся, команда увидела, что в море они одни. Положение сложное: радиопередатчиком пользоваться было запрещено, так как его могли засечь пеленгаторы противника. Чтобы обойти опасную зону, решили идти не к месту назначения, где их по пути могли перехватить вражеские подводные лодки, а на северо–восток, в глубь Арктики, там отсидеться в надежде на то, что конвойные военные корабли постараются собрать караван. Но конвой не объявлялся.

На четвертые сутки с «Уинстона Сэилема» увидели незнакомые берега Ориентировка была потеряна, небо все эти дни закрыто сплошной облачностью, что и спасло судно от потопления вражеской авиацией. Когда подходили к земле, радисты поймали сигналы бедствия. Их подавало английское судно «Олопанс», шедшее также в караване РQ 17 «Олопанс» сообщал, что он торпедирован и тонет. А тут недалеко от «Уинстона Сэилема» был обнаружен перископ подводной лодки, вахтенный офицер поднял тревогу.

— Это было так неожиданно и трагично, — говорил капитан, — что я, ради спасения команды, принял решение — выброситься на мель — это лучше, чем взлететь на воздух с шестью тысячами тонн боеприпасов, находящихся в трюмах нашего корабля. К тому же, — не скрывая возмущения, добавил мистер Ловгрэн, — конвой нас бросил на растерзание врагу! Что нам оставалось делать? Капитан резко отвернулся, ему не хотелось показывать свою слабость Он вынул из кармана кителя фотокарточку. Молодая женщина улыбалась белозубо, прижимая к себе двух малышей.