Иеромонарх революции Феликс Дзержинский - Алексей Александрович Бархатов

– Это же официальные, персональные машины, – замялся кругленький Кацнельсон, – у них разрешения наркоматов и других ведомств…

– Количество лиц, которые должны пользоваться машинами, у нас ограничено. Я вот уже отказался от персонального автомобиля. В ВЧК будут только оперативные машины. Я прошу вас провести расследование. Сколько и у каких учреждений всего машин? Их доходы и сметы… Какова средняя стоимость содержания автомобиля? Сколько в собственности у частных лиц? Посмотрите и число машин, выезжающих за город в праздники и накануне. И дайте свои соображения, как ограничить ненужные поездки. Может быть, налогами? А то наши чиновнички стали пример с нэпманов брать, жен и барышень катать за народные деньги.

Кацнельсон уже собрался идти, но получил и ещё одно задание:

– И вот, кстати, о нэпманах. Надо бы вам составить секретный список наших богачей-триллионеров – кто? на чем нажился? какие дела ведёт? И ещё поставить разведку в злачных местах – кто там бросает бешеные деньги и откуда их берёт? Есть ведь и те, кто не только своим умением, но и казнокрадством и обманом перекачивают из кармана государства в свой громадные богатства. Об этом мы должны знать!

Тем временем состояние Ленина несколько стабилизировалось. Он пошёл на поправку. Начал знакомиться с наиболее важными документами, диктовать свои записки по нескольку минут в день. Хотя посетителей к нему по-прежнему не пускали, через Крупскую или Фотиеву ближний круг всё же выяснял некоторые ленинские мнения, а к концу лета уже и пытался получить поддержку той или иной своей позиции. Конечно, и Троцкий, и Сталин, и Каменев, и Бухарин волей-неволей задумывались о будущем, возможном будущем без вождя, и аккуратно улучшали стартовые позиции.

Но к середине июля Ленин в Горках постепенно приступает к работе. Сам откровенно радуется, что его «почерк снова стал человеческим». И почти сразу же выражает недовольство Сталину тем, что операция по высылке инакомыслящих интеллигентов ещё не закончена: «…надо бы несколько сот подобных господ выслать за границу безжалостно. Очистим Россию надолго. Арестовывать без объявления мотивов. Выезжайте, господа».

Идут новые указания, возражения и предложения по вопросам, которые обсуждались без него. Начинаются регулярные встречи с соратниками.

Дзержинского он вызвал к себе 4 сентября и опять завел разговор о высылке за границу активной антисоветской интеллигенции: «Неуклонно и меньшевиков в первую очередь!» Хотя всё идет своим чередом – списки уже утверждены Политбюро и ВЦИК, решаются вопросы финансирования, а Уншлихт с августа посылает в Горки регулярные сводки о ходе высылки. Феликс предлагает подключить и Менжинского к этой работе: «Сведения должны проверяться с разных сторон, так, чтобы наше заключение было безошибочно и бесповоротно».

Пока Ленин отсутствовал, Дзержинский добился разрешения Политбюро создать свою комиссию и вносить изменения в списки. Исключили опытных специалистов народного хозяйства Куколевского и Юровского. Отложили высылку писателя Замятина, экономиста Кондратьева, профессоров Артоболевского, Огановского, Чарнолусского, Десницкого-Строева и некоторых других. Историка, бывшего товарища министра почты и телеграфа Рожкова, прошедшего тот же Александровский централ, что и Феликс, на высылке которого настаивали Ленин и Зиновьев, отправили в Псков.

Но вождь, несмотря на продолжавшие мучить его головные боли, настойчиво и придирчиво взял процесс под личный контроль. Уншлихт докладывает Дзержинскому о полученной ленинской записке: «Будьте любезны распорядиться: вернуть мне все приложенные бумаги с заметками, кто выслан, кто сидит, кто (и почему) избавлен от высылки?»

В Москве следственные действия по поводу намеченных к высылке, как правило, шли в пределах двух недель. А вот питерское руководство, пользуясь случаем, явно жаждало всеми способами максимально «вычистить» город. Сам Зиновьев проводил больше времени в столице, дабы ничего не упустить в кулуарах ЦК и Совнаркома, но постоянно слал суровые наказы секретарю губкома Залуцкому. А тот жалуется Сталину на Дзержинского: «Москва не утверждает наши списки меньшевиков, интеллигенции, мотивы не слушают… Вынужден заявить, что такое положение дел создает условия для культивирования в Питере прошлой кронштадтчины, беспомощным наблюдателем быть чего я считаю тяжким преступлением. Отвечать за питерскую организацию при таком отношении ЦК нельзя, и я буду просить освободить меня от этого».

Всегда ратовавший за подобную меру Троцкий даёт высокомерное интервью американским журналистам: «Те элементы, которых мы высылаем или будем высылать, сами по себе политически ничтожны. Но они потенциальное орудие в руках наших возможных врагов. В случае новых военных осложнений… Все эти непримиримые и неисправимые элементы окажутся военно-политической агентурой врага. И мы будем вынуждены расстреливать их по законам войны. Вот почему мы предпочли сейчас, в спокойный период, выслать их заблаговременно. И я выражаю надежду, что вы не откажетесь признать нашу предусмотрительную гуманность и возьмете на себя ее защиту перед общественным мнением».

В сентябре поездом и двумя пароходами правительство отправило из страны представителей интеллигенции, которые не смогли принять новую власть. Билеты у всех были в первый класс.

Письмо Х. Г. Раковского Ф. Э. Дзержинскому с просьбой оказать содействие в лечении поэта Сергея Есенина с резолюцией Дзержинского. 25 октября 1925 г. Автограф. [РГАСПИ]

Письмо Х. Г. Раковского Ф. Э. Дзержинскому о лечении Сергея Есенина с резолюцией Дзержинского. 25 октября 1925 г.

Машинописная копия. [РГАСПИ]

В это же время пришли сведения о том, что Борис Савинков обосновался в Италии под фамилией Гуленко, журналиста из Константинополя, и пытается наладить отношения с итальянскими фашистами, которых Антонио Грамши прямо сравнивал с эсерами, заявив на Всероссийской партконференции, что они такие же реакционеры и бывшие террористы, пытающиеся захватить власть.

Дзержинский просит подобрать ему весь имеющийся материал о фашистах – об истории их возникновения, идеологии, вожаках, системе организации, силе и средствах, распространении, вооружении, связи с армией, жертвах их террора. Эта партия, уже начавшая побеждать в Италии, может стать конкурентом социалистам и коммунистам по всей Европе. Кое-кто сравнивает их не только с эсерами, но и с большевиками, поскольку они привлекательными и решительными лозунгами ведут за собой бедные слои общества.

Работа не прерывается и в отпуске, на Черном море, куда Дзержинскому удалось отправиться в середине осени. Кстати, по дороге он удивил составившего ему компанию Ягоду своими регулярными записями трат вплоть до самых мельчайших – минеральной воды, яблок и газет. Ягода благоразумно последовал примеру начальника.

Их приезд в Сухуми предупредила телеграмма Орджоникидзе председателю Совнаркома Абхазии Лакобе: «Тебе, наверное, уже сообщили о том, что тт. Дзержинский, Ягода и другие едут в гости к тебе на два месяца. Надо их поместить в лучшем (чистом, без насекомых, с отоплением, освещением и т. д.) особняке у самого берега моря. Быть во всех отношениях достойными абхазцу гостеприимными хозяевами, в