Вечный ковер жизни. Семейная хроника - Дмитрий Адамович Олсуфьев

отправляется в Германию во главе автоколонны с гуманитарной помощью итальянским морякам, интернированным там в лагерях. У меня есть дневник той поездки — ясный отчет о военном крахе, написанный при этом без измены собственным принципам и без попыток оправдаться.

По окончании войны отец арестован и посажен в тюрьму на три года. Его семья живет во Флоренции, потом в Риме. Дарья в ту минуту демонстрирует все свои качества женщины высшего порядка: она всячески помогает мужу, постоянно в поездках к адвокатам, к местам его заключения, к полезным людям; она нежно хлопочет о своих малышах.

Затем в 50-е годы — приход в журналистику, редакторство разных рубрик, а затем и своя собственная рубрика «Ветхий Рим», многолетняя серия очерков в одной газете, собранных затем (частично) под одной обложкой в 1954 году в издательстве «Casini» и переизданных в 1967 году издательством «Babuno» [и в 1982 году — издательством «Piazza Navona». — М.Т.].

Дария Боргезе стала членом Союза журналистов [Albo del Pubbicisti]. Она много трудится — как устный переводчик{69}, как художник{70} и скульптор. В 1957 году в издательстве «Sansoni» выходит ее вторая книга «Gogol a Roma»{71}.

В последние десять лет она тратила много сил на реставрацию семейного дома в Артене{72}, ставшего местом воплощения многих ее увлечений — это семья, Вечный Город, духовность. Всему она отдавалась полностью, без остатка, с энтузиазмом, страстью, отвагой, но и с глубоким смирением и сознанием своих возможностей.

Все ее уважали. Многие ею искренне восхищались.

На ее похоронах, в [римской базилике] Санта Мария Маджоре, мне довелось, к некоторому моему удивлению, наблюдать слезы на глазах многих людей, мне неизвестных. Это были и старики, и люди средних лет; это были старые русские эмигранты, которым она тайком помогала от своего небольшого достатка; это были почитатели Рима, с которыми она разделила чувства и поиски. В базилику пришли лавочники с Пьяцца Витторио, молочники, бывшие узники немецких лагерей, бывшие соратники ее мужа, служащие из Артены. Все присутствующие не могли сдержать слезы. Плакала одна неизвестная девушка; спустя четыре года я узнал, что она назвала свою дочь [двойным именем] Дария-Боргезе.

Мою мать похоронили [в крипте Боргезе] перед саркофагом папы Павла V, рядом с могилой кардинала Шипионе — два великих представители рода Боргезе{73}, которыми она увлекалась.

С 1964 года каждый год в Риме собираются знатоки этого города, друзья и знакомый ради церемонии присуждения литературной премии, носящей имя Дарии Боргезе{74}. Всякий раз кто-то, растроганный, тепло вспоминает мою мать.

2 февраля 1960 года она оставила нам, детям, нечто вроде духовного завещания — девиз, которым она всегда руководствовалась: «Делать всегда лучше и даже больше, чем лучше, не отворачиваясь от прошлого, без которого мы не были бы собою».

Рим, 26 ноября 1982 г.

Перевод с итал. М.Г. Талалая

Леонид Смелов

Граф Олсуфьев, сын Адама{75}

26 августа 1912 года. 100 лет со дня Бородинской битвы. В Камышине в честь знаменательного события переименовывают улицу и называют мост, а на Бородинском поле шумит торжественное празднование. Оно происходит в присутствии всего императорского двора и многочисленных иностранных представителей.

По дороге к нам подсаживались спешившие к трибунам пешеходы. Так, на подножке <…> уселся граф Дмитрий Адамович Олсуфьев, и ветер колыхал у моих ног страусовые перья его треуголки. Десять лет спустя этот самый граф Олсуфьев был упомянут в стихотворении Мятлева, описывающем свержение Скоропадского Петлюрой: «Увидав, что зреет драма, / В ночь, из гетманских хором, / Граф Олсуфьев, сын Адама, / Перебрался в частный дом»{76}.

Пролог

Граф Дмитрий Адамович Олсуфьев... В конце XIX — начале XX века его в Камышине знали все. Красавец, богач, меценат, радетель дела просвещения — всех эпитетов, которыми его награждало общество, просто не перечесть. «Он активно насаждал в городе и уезде школы всех ведомств», — сообщали о нем в письмах камышане.

«Боже, чем только не приходилось заниматься, — признавался Дмитрий Адамович. — Выматывало строительство, земская больница, недавно пущенная железная дорога, речной порт, дававший кусок хлеба грузчикам и извозчикам. Но было интересно и весело — я не жалею, что избрал для жития этот провинциальный город»{77}.

У простого народа имя Дмитрия Олсуфьева вызывало массу пересудов: от уважительных эпитетов до самых фантастических предположений. Однако именно для него жил и трудился Дмитрий Адамович. Известно, что граф помог 15-летнему юноше — будущему живописцу Илье Рыженко — поступить на учебу в Боголюбское рисовальное училище в Саратове. Олсуфьев обязался лично выдавать пособие по 10 рублей в месяц{78}. И выдавал... Правда, в скорости запамятовал о своем обязательстве. Но не по мелочности характера — подобное было чуждо его человеческой натуре! — а из-за множества обязательств перед городом, уездом и страной.

Еще бы, ведь он: уездный предводитель камышинского дворянства (1893–1902), гласный от камышинского уезда в губернском земском собрании, почетный мировой судья Дмитровского (Московская губерния) и камышинского уездов, гласный камышинского земства, саратовского и московского губернских земств, председатель Саратовской губернской земской управы (1902–1904), член Государственного совета от Саратовского губернского земства (1906–1916), а также председатель саратовской архивной ученой комиссии, председатель совета Саратовского общества сельского хозяйства, председатель местного камышинского правления общества спасения на водах, вице-председатель отделения Попечительства императрицы Марии Александровны о слепых, почетный смотритель местного четырехклассного училища, почетный попечитель камышинского отделения епархиального училищного совета и многое другое, включая должность «Ответственное лицо за земскую библиотеку» (избиралось земским собранием и утверждалось губернатором).

Листая страницы биографии Дмитрия Адамовича, не перестаешь удивляться масштабу этой человеческой личности. Судите сами...

«В ученые мужи никак не пойду!»

Юный Дмитрий Олсуфьев не хотел идти в ученые мужи. Близкий друг семьи Олсуфьевых — граф Лев Толстой, — между прочим, запишет в своем дневнике о Дмитрии: «...недалекий человек»{79}. Простим вечно брюзжащему Толстому столь нелестное мнение. Лучше расскажем о юноше...

Как и многие сверстники, Дмитрий получил домашнее воспитание и поступил в третий класс привилегированной Поливановской гимназии в Москве. В 1885 году он закончил Естественный факультет Московского университета, после чего три года отбывал воинскую повинность в гвардейской конной артиллерии. Уволившись в запас в звании подпоручика, с 1888 по 1891 год он служил в Геологическом комитете Министерства государственных имуществ. В 1889 году Олсуфьев был командирован по началом профессора Никитина в Самарскую губернию для составления геологической карты России. Согласитесь,