Царь Иоанн IV Грозный - Александр Николаевич Боханов

class="p1">«Орнаментация шапки и отдельные ее рисунки принадлежат византийскому искусству XI–XII веков и не имеют ничего общего с позднетатарскими обыкновенно весьма грубыми филигранными изделиями». Знаток русской старины профессор Н.П. Кондаков (1844–1925) в этой связи заключал, «мы не можем не объяснить прямою ошибкою предположение, что Мономахова шапка должна относиться к XIV–XV векам» и «быть татарского происхождения». Искусство же исполнения и сам стиль работы свидетельствуют о том, что это византийский памятник XI–XII веков и по времени своего происхождения «ближе всего совпадают с эпохою Владимира Мономаха»[77].

Что же касается самого стиля «головного убора», который некоторым авторам напоминает то «чалму», то «тюрбан», то чуть ли не «тюбетейку», то это – область субъектных эстетических ассоциаций. Шлемовидные головные уборы были распространены в повседневном обиходе и в Империи ромеев, и в Домонгольской Руси. Самое первое из известных иконографических изображений русской Великокняжеской семьи, сохранившееся на ктиторской фреске Киевской Софии, свидетельствует, что в начале XI века атрибутами княжеской власти являлась шлемовидная «шапка (с опушкой), плащ (древнерусское – корзно) и сапоги красного цвета»[78].

При Иоанне III в русской исторической практике впервые зафиксирован коронационный ритуал, который являлся ранее типичным для Восточной Римской Империи, а позже получил распространение и в странах Западной Европы. В Константинополе чин венчания на царство появился в самом начале VII века, когда Император Фока (602–610) был коронован в церкви Иоанна Предтечи. В 610 году Патриарх Сергий короновал Императора Ираклия (610–641) в храме Святой Софии, и с тех пор этот храм становится единственным местом венчания на Царство.

В пантеоне русских правителей Первым Царем заслуженно именуют Иоанна Васильевича. Первым же «венчанным на княжение» в феврале 1498 года стал внук «Великого князя всея Руси» Иоанна III – Дмитрий (1483–1509)[79]. Церемония венчания князя Дмитрия в феврале 1498 года происходила в кафедральном Успенском соборе в присутствии Великокняжеской семьи и православных иерархов. После молебна и речи Великого князя, Иоанн III возложил на внука Царские регалии – Шапку Мономаха и бармы (оплечье). Дмитрий стал «первою личностью в русской истории, носившею царский венец»[80].

Это «венчание» не на Царство, а на великое княжение, оказалось лишь краткосрочным эпизодом из жизни Великокняжеской семьи и на преемственности власти не сказалось. Всесильный дед в 1502 году, получив сведения, что внук и его мать – дочь Молдавского господаря Стефана III Елена (†1505) симпатизируют антихристианской секте «жидовствующих», разгневался на Дмитрия, лишил звания «великого князя» и запретил поминать «венчанного» в церковных молитвах. Наследником стал сын от второго брата Великого князя Иоанна III с Софией Палеолог Василий Иоаннович.

Акт священного коронования, процедура мистического таинства ниспослания Божьей благодати особе монарха завершали длительный процесс выпестовывания формы верховного государственного правления. И когда Первый Царь уже в свои зрелые лета говорил, что он «на царстве родился», то это являлось не выражением династического тщеславия, а отражало государственно-историческое мировоззрение, прочно утвердившееся на Руси в ту эпоху.

В этот период возникают русские богословские транскрипции идеи царя и идеи царства, взросшие на богатейшей ниве церковно-канонического опыта православного богословия. Представление о Московском государе как об особом избраннике, о сакральной делегации его полномочий, о мировом духовном задании Царя – первым на Руси обосновал и сформулировал Иосиф Волоцкий, умерший в 1515 году, а уже в 1579 году канонизированной Церковью в лике Преподобного. Ученик и последователь Преподобного Пафнутия Боровского (1394–1477), он основал в 1479 году под городом Волоколамском Иосифо-Волоколамский монастырь, ставший уже в XVI веке одной из крупнейших обителей России. Страстный полемист и непримиримый борец за благочестие, он оставил большое духовное наследие, особое место в котором занимает его «Просветитель, или обличение ереси жидовствующих».

Исследователь традиции русской святости философ Г.П. Федотов (1886–1951) написал: «Горячий патриот Русской земли и ее национальных святынь, Иосиф содействовал развитию политического сознания московского князя в царя православного»[81]. Такая трактовка представляется слишком упрощенной. Монах и аскет, сникавший славу благочестивого подвижника с юных лет, не личность конкретного правителя возносил, присваивая ему царскую функцию. Прекрасно богословски образованный, Иосиф «узрел» Царя в Москве не по субъективному намерению, а в силу тех мировых причин и обстоятельств, которые отрывались православной душе и постигались пытливым умом.

По мысли Иосифа, как в древности Русская земля, «нечестием всех превзыде», так ныне – «благочестием всех одоле». Если в иных христианских странах много всякого «нечестия и неверия», а к ересям там относятся снисходительно, то на Руси все «Единого Пастыря Христа едина овчата суть и вси единомудръствующие и вси славящее Святую Троицу»[82].

Правитель должен показывать пример благочестия, ибо он избранник Всевышнего, которого Тот вместо Себя посадил на престоле. Суд Божий грозит всем людям, но с «Царей и Князей» спрос будет особый. Ибо Царь «естеством подобен есть всем человеком, властию же подобен есть Всевышнему Богу», вручившему земному Своему Наместнику и суд и попечение и о Церкви, и о всей Русской земле. Государь, по подобию власти небесной, получает «скипетр земного царствия», а Господь посылает ему силы духовные, «правду хранить». Божественные правила повелевают повиноваться Царю и Архиерею, но царю принадлежат люди своим телом и делами, а Архиерею, как преемнику Апостолов, своею душой.

Иосиф утверждал в качестве важнейшей христианской добродетели правила иерархического послушания, являющиеся непререкаемым нравственным законом. «Если ты поклоняешься или служишь Царю, или Князю, или начальствующему, то следует поклоняться и служить потому, что это угодно Богу – оказывать властям покорность и послушание: ведь они пекутся и думают о нас. Ибо написано: «Начальника в народе твоем не поноси» (Исход. 22. 28). И апостол говорит: «Бога бойтесь, царя чтите» (1 Петр. 2. 17)». Но служить и поклоняться начальствующим надо «телом, а не душой, и воздавать им честь как Царю, а не как Богу, ибо Господь говорит: «Отдайте кесарю кесарево, а Божие Богу» (Матфей. 22. 21)[83].

Однако Иосиф не считал само по себе безропотное подчинение актом благочестия. Он постулировал тезис о свободе выбора христианина, который должен безоговорочно нести свою ношу земного смирения лишь тогда, когда повелитель не обуреваем «скверными страстями и грехами», не одержим «сребролюбием и гневом, лукавством и неправдой, гордостью и яростью, злее же всего – неверием и хулой». В этом случае царь не Божий слуга, «но дьявол». И обращаясь к православным, Преподобный восклицал: «Не слушайте царя или князя, склоняющего тебя к нечестию или лукавству, даже если он будет мучить тебя или угрожать смертью. Этому учат нас пророки, апостолы и все мученики, убиенные нечестивыми царями, но не покорившиеся их повелению. Вот как подобает служить царям и князьям»[84].

Истолкователь промыслительного задания для Руси Иосиф увидел в образах и Иоанна III, и сменившего его в 1505 году Василия III