Квинтэссенция - Джесс Редман

вариант… элементарный. – Он сделал паузу и перевел взгляд с Альмы на Ширин. – Поняли?

– О боже, Хьюго, – разразилась смехом Ширин.

Ее смех всегда веселил Альму. И вскоре, как и прошлой ночью, даже Хьюго к ним присоединился. Каждый раз, когда они прекращали смеяться, Ширин, задыхаясь, выдавливала: «Элементарный!», и они снова начинали хохотать.

– Знаете, что нам нужно сделать? – сказала она, вскакивая на ноги. – Давайте займемся наблюдением за звездами! Мы же состоим в астрономическом кружке, правда?

Чувствуя, как лицо болит от смеха, Альма проговорила:

– Отличная идея, Ширин. Если не брать в расчет то, что сейчас день.

И все трое снова залились смехом. Альма удивлялась тому, как здорово опять искренне улыбаться и смеяться. Казалось, что из нее, пузырясь, вырывался солнечный свет.

– Занимательный факт: днем на небе тоже кое-что можно увидеть, – сказал им Хьюго. – Немногое, но некоторые детали мы можем рассмотреть. Я мог бы вам кое-что показать… – он на секунду прервался, а затем продолжил: – если вы, конечно, хотите.

– Пойду найду свой телескоп! – воскликнула Ширин. – Уф, уверена, что он у моей сестры!

Она выбежала из комнаты. Хьюго, пожав плечами, посмотрел на Альму, и они проследовали за подругой.

Глава 67

– Фарах! Фарах! – Ширин нараспашку открыла дверь соседней комнаты.

Хьюго остался стоять в другом конце коридора, стараясь держаться как можно дальше от комнаты Фарах, а Альма украдкой заглядывала через плечо Ширин. Ей было интересно посмотреть на ее старшую сестру, которая считала, что в последних классах лучше, чем в средних, и которая – уф! – была слишком крутой, чтобы общаться с Ширин.

Фарах казалась старшей версией Ширин, но с макияжем и распущенными, струящимися волнами, волосами. Растянувшись на постели и держа перед собой раскрытый учебник, она выглядела необычайно утонченной и красивой. Фарах не походила на человека, которому сложно вписаться в общество. Альма отпрянула от двери, внезапно почувствовав себя так же неловко, как и Хьюго.

– Где мой телескоп, Фарах? – потребовала ответа Ширин.

– Проваливай, Шир! – закричала ее сестра, бросая подушку.

Ширин загородилась дверью.

– Он там? Дай я зайду посмотреть!

– Вот еще! – сказала Фарах. – В прошлый раз ты разбила мне лампу и свалила полки со стен, помнишь?

– Они упали только потому, что я падала! – запротестовала Ширин.

– Вот именно, – ответила ее сестра, – ты вечно падаешь. – Ширин открыла рот, чтобы крикнуть что-то в ответ, но Фарах не дала ей это сделать. – Его здесь нет, Шир! Честно. Может, посмотришь на башне?

Ширин сморщила носик и утопала прочь, держась за косы. Альма еще раз заглянула в комнату и увидела, как Фарах улыбается, снимая колпачок с синего маркера. Альма подумала, что когда-нибудь сестры снова сблизятся. Она вспомнила о своем разговоре с Джеймсом и тоже улыбнулась, а затем поспешила присоединиться к подруге.

Ширин привела их к винтовой лестнице, ведущей в башню. На самом верху находилась такая крошечная комнатка, что Альма могла вытянутыми руками дотронуться до противоположных стен. Изогнутые окна занимали почти всю их поверхность. В комнате было душно и тесно. А еще, по мнению Альмы, это было самое чудесное место, которое она когда-либо видела.

– Я всегда хотела, чтобы у меня была башня, – произнесла она. – Ее построили для наблюдения за звездами?

– Скорее всего, нет, – ответила Ширин. – Но маме она понравилась именно поэтому. Башня напомнила ей о ее маме, моей бабушке, которая на самом деле изучала астрономию в Иране. Она там родилась и считалась типа суперумной. Персы раньше были без ума от астрономии. Да и сейчас то же самое, если честно.

– Занимательный факт, – заметил Хьюго, – одни из самых ранних работ по астрономии написаны на древнеперсидском.

Телескопа Ширин нигде не было, зато уже взошла луна, и Хьюго пришлось объяснить, в чем дело: Альма понятия не имела о том, что луна не поднимается на закате и не садится на рассвете. Он смог показать им Венеру в свете заходящего солнца и сказал, что ее называют Вечерней и Утренней Звездой, несмотря на то что на самом деле это планета.

– Звезда Бетельгейзе, возможно, станет следующей сверхновой, которую можно будет наблюдать невооруженным глазом, – сообщил им Хьюго. – Взрыв увидят даже при свете дня.

– Скоро это произойдет? – спросила Альма, прижимаясь носом к оконному стеклу. – У нас получится посмотреть?

– Может быть, сегодня ночью, – ответил Хьюго. Альма и Ширин охнули, но затем он продолжил: – А может быть, только через миллион лет.

– Спасибо за ценную информацию, Хьюго, – сказала Ширин, закатывая глаза.

– Почему тогда, – задалась вопросом Альма, – мы не видим сверхновую, за которой наблюдала я? Это она сбила Старлинг и превратила ее в убегающую звезду.

– Если позволите, я выскажу совершенно антинаучную гипотезу, – сказал Хьюго. – Когда мы смотрим на звезды, то видим прошлое. Космос невероятно огромен, а свет может двигаться только… ну… со скоростью света. Даже солнечные лучи достигают нас лишь через восемь минут двадцать секунд. Так что к тому времени, как мы увидим вспышку очень отдаленной сверхновой, само событие будет уже далеко в прошлом, – он остановился и поправил очки, – однако квинтескоп, судя по всему, показывает нам то, что происходит прямо сейчас.

– Через квинтескоп мы видим события в реальном времени, – медленно проговорила Альма, пытаясь переварить информацию. – Расстояние не имеет значения. Но как это происходит?

– А как Старлинг так быстро упала на Землю? Как вообще может существовать Старлинг? Почему некоторые элементы на Земле светятся, как лампочки? Я не знаю, – Хьюго резко пожал плечами, – но именно поэтому я так люблю астрономию. Потому что есть столько всего неизвестного нам. К тому же все начинается со звезд.

Ширин медленно поворачивалась вокруг своей оси, окидывая взглядом небесную панораму.

– Это, конечно, замечательно, но если все начинается со звезд, – сказала она, – значит, нельзя говорить об отличиях. Нет ничего необычного, волшебного, загадочного и похожего.

– Логично, – согласился Хьюго, – ты права, Ширин. Если все необычно, то нет ничего необычного.

Альма думала о том, что увидела через квинтескоп в ту первую ночь. Она вспоминала переливающиеся выбросы света и звездную пыль, расползающуюся по Вселенной, которая казалась такой сложной, огромной и непостижимой. Альма была частью увиденного и благодаря этому чувствовала себя одновременно незначительной и уникальной. Она ощущала свою связь со всем миром, но при этом была оторвана от него и, как ни странно, казалась совсем другой.

– Или, – сказала Альма, – все настоящее и по-своему необычно.

Она состояла из элементов и смотрела на сияющую в небесах Венеру, которая была точно такой же. Альма была связана со звездами, с землей, водой, воздухом и огнем. Она была связана со