Девочка, которая воспарила над Волшебной Страной и раздвоила Луну - Валенте Кэтрин М.

Синий Ветер посмотрела на нее с жалостью.

– Во-первых, облапошить Гоблиншу может даже легчайший из Ветерков, причем сквозь сон. Во-вторых, я тебе не верю. Никакие уловки и надувательства не свалятся тебе просто так на голову, пока не созреют и не нальются спелостью. А впрочем, давай! Купи свою машинку. Это тебе недешево встанет. Текущая ставка – два урагана, один северо-западный и грозовой шквал.

– У меня ничего из этого нет!

– Какой же интерес, если бы было?

Синие Ветры начали торговаться, перекрикиваясь через модель А, а Сентябрь беспомощно на это взирала. Она слышала, как на кон швыряли циклоны и даже ледяной шторм. «Купить ее я не могу, – лихорадочно соображала она, – стащить тоже, пока они стоят вокруг нее стеной. Ни за что не отдадут…»

Тут Сентябрь любезно улыбнулась. Легко быть любезным, когда ты кое-что придумал.

– Увы, ты не можешь продавать это кому попало. Это Инструмент, а у Инструментов Есть Права. Что бы это ни значило.

Синий Ветер скривилась.

– Для начала тебе стоит перестать говорить «это». У «этого» есть имя.

– А вот и нет! Я ее сто лет знаю, и если у нее и есть имя, то это «Форд» модель А – и точка. – Сентябрь надоело, что ей все время объясняют, как устроен автомобиль из человеческого мира. Может, она и не так много знает о Волшебной Стране, Линии, магии или даже деньгах, но про машины знает все.

Один из прочих Синих Ветров посмотрел на нее так, будто она только что сказала, что солнце зовут Робертом.

– Ее зовут Арустук, – сказал этот Ветер и ткнул длинным пальцем цвета индиго на кусок мешковины, укрывавший запасное колесо, и на товарный знак «Картофельной компании Арустук». – Ты что, читать не умеешь?

– Умею, конечно!

Синий Ветер сняла невидимую соринку с пушистой манжеты.

– Вы, люди, обращаетесь со своими Инструментами как попало. Так что с нашей стороны это не кража, а освобождение. Старина Краб говорит: «Береги Инструмент пуще сердца своего. Спрашивай у него дозволения, обращайся с ним аккуратно, содержи в чистоте и с благодарностью оставляй в покое, когда закончишь».

– Это вообще не инструмент, это машина, – проворчала Сентябрь. – Она сошла с конвейера завода Форда с сотнями точно таких же, как она.

– Можно подумать, тебя не родили на свет в одном здании с сотнями точно таких же, как ты, – ответил коренастый коротышка из семейства Синих Ветров с бородой густой, как мороженое.

– Это совсем другое дело.

– Потому что ты слезливая, уродливая и бесполезная, а он – пламенный, блестящий и полезный?

Маленький Синий Ветер, еще совсем ребенок, с большими голубыми глазами в серебряную крапинку, сжалился над Сентябрь.

– Это все из-за Вил, – начал он тонким голоском. – Случилось это в Парфалии, где растут устричные деревья и текут ромовые реки, черные и глубокие, где Гиганты лепят свои города из гор. И вот у одного Гиганта проснулись Вилы, похожие на трезубец и размером с кедр.

– Им было сто лет? – спросила Сентябрь, вспомнив свою подружку Светлячка из породы цукумогами – замечательный праздничный Фонарик, который ожил в свой сотый день рождения.

– Да, но это не значит, что Вилы подскочили и сразу принялись болтать и разгуливать, рассуждая о состоянии современной литературы. Я имею в виду совсем другой тип пробуждения. Они не бросились на поиски своей удачи. Не пустились в деревенские пляски с Гигантами. Они даже не переместились на солнечную сторону амбара. Просто однажды Вилы отказались работать. Если Камышовая Кундри брала их в руки, чтобы воткнуть в стог сена, зубцы Вил просто гнулись и тупились. Как только их оставляли в покое, зубцы снова выпрямлялись. Кундри боролась с ними весь день до самого вечера, но без толку. Вилы отказывались работать вилами. Да, в Парфалии иногда творятся чудные дела. Однако к весне это перекинулось на ее щетку для волос, а для Гигантов щетка для волос – все равно что булава для Рыцаря. Однажды вечером эта щетка просто вобрала внутрь себя все щетинки и отказалась иметь дело с длинными спутанными волосами Кундри.

– Я бы не сказала, что это очень похоже на пробуждение.

Но Синий Ветерок не дал ей закончить.

– Смысл в том, чтобы сказать: «Нет!» Это первый признак жизни, если что-то говорит «нет». Так ты понимаешь, что ребенок начинает становиться личностью. Они бегают вокруг со своими «нет», швыряя свою жизненность во все, что под руку подвернется, и смотрят, к чему она прилипнет. Ты не сможешь сказать «нет», если у тебя нет собственных желаний, мнений или потребностей, да и не захочешь. «Нет» – это начало мыслительного процесса. Новость распространилась быстрее пассата: в Парфалии Вилы сказали «нет!», в стране Гигантов Щетка сказала «нет!»! Услыхав эту весть, Старый Краб заперся в своей Мыслительной Кузне и просидел там много дней, пока не выковал новый указ. Когда он вышел, раскаленный указ еще светился красным, зажатый в королевских клещах. Указ гласил: «Инструменты Имеют Права», – и король приколотил его на стену Шума-и-Крика, как он называет наш новый Парламент. – Хитрая усмешка скользнула по его лазурным губам. – Что ни говори, а люди творят магию с помощью машин. Они – Инструменты, это так же верно, как то, что я – Синий. А закон гласит: если не можешь обращаться с ними честно и справедливо, то твой моральный долг отпустить их на все четыре стороны. Посмотри на эту несчастную вещь. Она не видела достойного обращения с тех пор, как сошла с конвейера. Наша кузина сделала доброе дело, освободив ее. Не волнуйся, кто-нибудь из нас займется ее образованием. Может ли Инструмент сказать что-то еще, кроме «нет», или это предел его понимания? Вот вопрос, который интересует всю Волшебную Страну.

Внезапно Сентябрь почувствовала, как в ее сердце отдается каждый чих двигателя, каждая вспышка выхлопа, толчок каждой упрямой рукоятки, протестующий визг тормозов, каждая поломка и каждая протечка. Это и были те самые «нет», которые она даже не умела услышать? Нет, нет, что бы ни сказали Вилы, это – не Волшебная машина, никакой магии, она не живая, это просто второй автомобиль мистера Альберта и все. Тем не менее эти хрипы, рыки, чихи, скрипы и вздохи продолжали отдаваться в сердце.

– Если это правда, – сказала она, – то… э-э-э… Арустук знает, что я хорошо заботилась о ней все это время. Мы с мамой латали ее шины, подливали свежее масло, а когда казалось, что она собирается… умереть, мы снова приводили ее в чувство. Если вы ее спросите, я уверена, что она согласится со мной, а не с толпой разоравшихся до синевы ребят, которые не отличат коробку передач от виноградины!

– Слишком поздно! – проревел рослый Ветер в пурпурно-черном головном уборе епископа. Синий Ветер, с которой прилетела Сентябрь, метнулась к нему и весело похлопала по спине. – Два урагана, один северо-западный, один грозовой шквал, ледяной шторм в Перте и циклон в Бруклине. Деньги на бочку, по рукам, дело сделано!

Рослый Ветер подпрыгнул, ловко перевернулся в воздухе и приземлился точно на водительское сиденье. Он в замешательстве посмотрел на рычаги и педали и начал тянуть и толкать их в безостановочном круженье синих рук под стоны металла. Похоже, Ветер думал, что это восхитительное занятие было прекрасным само по себе и стоило уплаченной цены. Сентябрь рукой скрыла улыбку, но тут же она поморщилась, услышав, как бедный двигатель жует сам себя от неправильного обращения. Наконец, наконец-то он нажал кнопку и повернул ключ зажигания!

Арустук, она же модель А, сказала «нет». Ну, в смысле, она хрипло закашлялась и не завелась.

Ветерок, который рассказывал про Вилы, метнулся, подскочил в воздухе, завис как колибри и принялся молотить рослый Ветер по ушам синими кулачками, пока тот не вывалился из автомобиля.

– Не можешь управиться, дай попытаться шквалу получше!

Маленький Ветер был не так груб с машиной; он был ловок и элегантен. Сентябрь только слегка передернуло от жалобного воя машины, когда он утопил рычаг дросселя на всю глубину вместо того, чтобы чуть-чуть притронуться к нему. Ветерок одарил толпу Ветров торжествующей небесно-голубой улыбкой и еще более лазурным воплем. Он повернул ключ.