Норвежские волшебные сказки - Елена Рачинская

и в сердце рождается отчаянная молитва: «Не отпущу Тебя, пока не благословишь меня!».

Над головой собираются тучи, предвещая непогоду, ледяной ветер проносится по нагорью, спрашивая на все лады: «Куда, куда?».

Что за чудовищный грохот прорезает тишину?

Тучи наливаются чернотой. И вокруг слышится шелест миллионов дождевых капель, как будто кто-то вдруг разразился слезами от нестерпимой боли.

Из тёмных туч сверкает молния. Горы гудят.

Нет, это не пастух гремит своей колотушкой!

Из тумана раздаётся вопль, такой громкий, что камни осыпаются с гор: «Я хозяин в Йотунхейме!».

Иллюстрация к рассказу «Битва ютулов» из книги «Волшебство», 1892.

И очертания двух ютулов, схватившихся в яростной битве, видны над остроконечными вершинами. Дрожит гора, грохочет лавина. Смотри, кровь плещется, словно горное озеро, тёмное и глубокое!

Во всю ширь открываются небесные шлюзы. Хлещет потоками дождь, грохочет гром, будто небесные тела сталкиваются друг с другом, раз за разом с треском сверкают молнии: это Тор кидает свой молот в Йотунхейм! Прячьтесь, прячьтесь! Смотри, олени кидаются врассыпную, только камни летят из-под копыт: «Клип-клап, клип– клап – прячьтесь!».

Становится темно, как в могиле. В горе ворчат сердитые великаны. Огромный молот Тора загнал их туда, заставил спрятаться.

Мягко и тихо падает дождь. Из расщелин и трещин по нагорью далеко разносятся звонкие голоса, рассказывающие об ужасном происшествии. И в звенящей темноте сливаются они в монотонную песню – шелест жёлтой листвы, опадающей с древа жизни.

Но далеко-далеко за горами всё ещё слышится глухое ворчание: «Я хозяин в Йотунхейме. Я хочу быть один. Не смейте нарушать мой покой – покой смерти!».

Русалка

Верно, ты знаешь ту дивную птицу,Что в океане играет с волнами?Где её дом, куда сердце стремится,Рвётся безудержно вслед за мечтами?[11]Юхан Себастьян Вельхавен, «Страна альвов» (1847/48)

Сверкает и играет волнами море. Вокруг разносится его мечтательный шёпот, исполненный тихой, дрожащей печали. И вот уже море и воздух будто сливаются в единое целое, и весь этот трепещущий мир простирается далеко-далеко, дальше голубых очертаний вод.

Тогда из глубин и появляется русалка. Её роскошные золотые волосы волнами ниспадают на плечи, а взгляд бездонных, как море, глаз мечтательно устремлён на берег. Мерцая, будто жемчужины, пенятся вокруг неё белыми барашками волны, а она всё глядит вдаль, словно её мысли белыми птицами парят в скрытой от нас непостижимой вечности.

О чём она мечтает?

Нет, и не пытайся поймать эту легкокрылую чайку! Полюбуйся лучше, как кружит она на тонких, гибких крыльях, как взлетает и стремительно падает вниз!

А за синим горизонтом грохочет беспокойный мир. Даст ли он тебе золото, о котором ты мечтаешь? Не летит ли и твоя мысль тревожной, пугливой птицей неведомо куда?

Из бездонной морской пучины слышится песнь русалки, тихая, едва различимая. Там, в глубинах, среди водорослей и кораллов, родилась её тоска. Русалка стремится наверх, к свету, взглянуть, как небо куполом уходит ввысь.

Иллюстрация к рассказу «Русалка» из книги «Волшебство», 1892.

Тсс! Послушай, как она поёт.

Песнь русалки по-детски чиста и прекрасна. Звуки её искрятся, словно морская пена: то радостные, то печальные. Морская птица качается на волнах и прислушивается. Как она понимает русалку! Птица прихорашивается, вздымает крылья и молнией кидается в глубину.

Солнце опускается всё ниже и ниже. Море и воздух горят в золотом пламени заката. А русалка поёт свою дивную песнь. Огненный шар погружается в воды, и голос трепещет, исполненный тихой грусти. Ещё мгновение – и солнце скрывается, а вместе с ним – и русалка.

Ух как холодно! Море темно и неспокойно. Ветра носятся над ним, поднимая бурные, пенистые валы. На одинокий скалистый островок выбирается из пучины тюлень и устремляет взор, полный ледяной, безутешной печали, в иссиня-чёрную бесконечность. На горизонте появляется шхуна[12]. Она взрывает носом клокочущую стихию, и брызги стеной стоят вокруг неё. Ветер раздувает паруса. Не жалея сил, борются моряки за собственные жизни, за счастье и трудом добытые богатства: «Эй, ребята! Свистать всех наверх! Зарифить паруса! Ночь скоро. Похоже, шторм надвигается».

Норвежские народные сказки

Резная створка шкафа, изготовленного Киттельсеном для своего дома «Лаувлиа», не датирована.

Дворец Сория-Мория

Теодор Киттельсен

«Крестьянин», 1913.

Как-то раз лежал Аскеладд по своему обыкновению у очага и копался в золе. Вдруг выкатились оттуда сверкающие угольки, видимо-невидимо, и сложились в чудный узор – золотой дворец. С тех пор потерял Аскеладд покой. Страсть как ему захотелось отыскать такой же прекрасный дворец.

Положила матушка Аскеладду еды в старенькую котомку, и отправился он по свету дворец искать. Шёл по горам, по долам, по дремучим лесам. Долго ли, коротко ли, наконец засверкало что-то вдали, будто крохотная звёздочка. Подходил он всё ближе, ближе – к востоку от солнца, к западу от луны искрился золотым блеском дворец Сория-Мория.

Вдруг на пути встал густой лес. Идет Аскеладд по лесу и видит: сидит лис Миккель.

«Ох, любезный, не найдётся ли у тебя чего перекусить? У меня в животе аж урчит и свистит от голода!» – простонал лис.

«Бедняжка Миккель! С собой-то у меня негусто, да чем могу – угощу», – ответил Аскеладд.

«Благослови тебя Господь за твою доброту!» – протявкал льстивый лис.

Пошёл Аскеладд дальше и встретил в самых дебрях медведя Ворчуна.

«Добр человек, накорми горемыку! – проревел медведь. – У меня от голода в брюхе всё бурчит и ворчит!».

«Боже милостивый! Придётся, видно, поделиться с тобой тем, что осталось», – ответил Аскеладд.

«Вот и славно, благодарствуйте. И не тужи, я много не съем», – сказал медведь.

«Видит Аскеладд – блестит что-то и сверкает вдали». Иллюстрация к сказке «Дворец Сория-Мория», 1900.

Меж тем стемнело, и из чащи засветились два жёлтых глаза.

«У-у-у, – завыл волк. – Есть хочу-у! Есть хочу-у! У меня в животе всё воет и ревёт, аж кишки от голода дерёт! У-у-у!».

«Что ж, разделю с тобой последние крохи», – вздохнул Аскеладд.

«У-у-у, тогда тебя есть, уж ладно, не буду», – сказал волк.

Долго-долго брёл Аскеладд и набрёл на тролля, такого огромного, что земля сотрясалась под его шагами. Шёл тролль, покряхтывал, человечинку полакомиться искал. Его сопение дрожью отдавалось в окрестных холмах.

Но Аскеладд-то был налегке – и в котомке, и в животе пусто. Как припустил по валунам и пригоркам да спрятался в зарослях – только его и видели.

Отдышался, выглянул – а перед ним дворец Сория-Мория: весь из чистого золота, высокий, как гора, туманом окутан. И тишина кругом неописуемая. А Аскеладду любопытно: сидит, небось, во дворце принцесса и по белу свету тоскует. Надобно её спасти. Только бы сквозь туман пробраться!

Видит Аскеладд: на страже у дворца лежит огромный многоголовый дракон. Сотни тысяч лет как спит. Кожа потрескалась, мхом да травой поросла, глазищи глубоко ввалились. Боязно стало Аскеладду, ну а потом вроде ничего, отпустило – прокрался он потихоньку мимо страшного чудища.

Зашёл во двор, а там растёт золотая липа, а на ней спит