Избранные произведения в двух томах: том I - Артюхова Нина Михайловна

Как не понять! Кук так ясно представил себе эту картину: невольник с бородой и косой, а у каждого человека на голове блин и полотенце. Блины ведь липкие, это чтобы полотенце не падало. Странно, конечно, но ведь это же сказка. В другой сказке жена солнца прекрасно пекла блины на голове у мужа. Так что ничего особенного здесь нет.

— Ну и что? Рассказывай, Лена!

Лена заметила, что слушателей стало гораздо больше.

За спиной, над самым ее ухом, взволнованно дышала Галя-большая. Юрик, широко раскрыв рот, стоял немного поодаль.

Витька, ведя сестренку за руку, ходил за деревом и делал вид, что он не слушает, но он слушал, это было ясно, и маленькая Галя слушала.

Подошла Томочка и плюхнулась рядом с Леной, заняв собой половину одеяла.

Откуда-то издалека примчался Кирюшка и, задохнувшись, подползал к ним на коленках.

Кук ревниво раздвинул других ребят и облокотился на Ленину ногу.

— Ну, дальше! Дальше!

А дальше было гораздо интереснее. Так интересно, что две девушки-работницы, уходящие домой из сушилки, постояли, а потом сели, а потом даже легли на траву.

Заскрипел песок дорожки, длинная тень упала на Ленино платье.

Лена подняла голову.

— Батюшки! Пал Палыч! Директор!

Опираясь на костыли, он смотрел на них сверху вниз.

Лена ждала, что он сделает замечание, зачем они мнут траву на территории. Но Пал Палыч сказал добродушно:

— Что же это? Опять детский сад?

— Да нет, Пал Палыч, это просто так! — ответила Лена, смущенная.

Он усмехнулся.

— Просто так — это тоже неплохо! — и подумал: «А ведь правда, четыре с половиною человека у нас малышей. Для детского сада маловато, но хоть просто так что-нибудь придется для них изобретать!..»

Пал Палыч постоял, все молчали, он почувствовал, что мешает им, и пошел, поскрипывая костылями, к заводу. И всем Сразу вдруг стало жалко, что они прогнали его своим молчанием и что он не услышит такой хорошей сказки.

— А теперь без всяких разговоров спать!

Лена нерешительно сняла с подушки пышную кружевную накидку.

По совести говоря, было страшно укладывать малышей в эти неестественно беленькие кровати, приготовленные как будто для нарядных кукол. Правда, Куку вымыли руки и даже ноги, но все-таки запачкает, обязательно помнет и запачкает! Было жалко новеньких тканьевых одеял, Марусиных трудов и мыла.

— Что ты делаешь? — удивился Боба.

— Как что? Хочу вам кровати стелить.

— Да мы же с кроватей упадем, мы же здесь спим, на матрацах.

Лене стало смешно. Ну, разумеется! Какая она недогадливая! Не может Маруся, уходя на ночное дежурство, оставить свой народец на такой опасной высоте.

— Где матрацы? Давайте их сюда!

И вот Боба подает с печки три полосатеньких матраца, один побольше и два совсем маленьких.

За матрацами полетели одеяла, простыни и подушонки, будничные, без кружев, на каждый день. Лена и Кук ловили их внизу.

Матрацы положили на полу в большой комнате.

Был еще среди постельного белья один предмет, назначение которого Лена угадала не сразу: белая мягкая клеенка.

Клеенка была длинная, Лена, поколебавшись, растянула ее вдоль большого матраца.

Боба усмехнулся.

— Мне она не нужна.

Он положил ее на оба маленьких матраца поперек.

Коленька невинно смотрел на Лену голубыми, с косинкой, глазами.

Кук отвернулся с виноватым видом.

И сразу перестал быть для Лены грозным и непокорным путешественником, капитаном Куком.

«До чего же они похожи друг на друга! — подумала Лена. — И на цыплят похожи: эти двое маленькие и пушистые, а Боба перерос и уже не такой уютный…»

— Нет, — сказала она вдруг совсем громко. — Вы не цыплята! Я знаю теперь, кто вы: вы белые байковые зайчики. Даже косите немножко!

Она сгребла байковых зайчиков в одну кучку и повалила их на матрац.

— Ну! Кто спит в середине?

Коленька веселым галопцем прополз на четвереньках на середину матраца.

Лена старательно укрывала их, подсовывала одеяла под спинки. Ребята перед сном хотели еще побаловаться немножко, но не успели. Не прошло и минуты, как все трое задышали ровно.

Лена глубоко вздохнула, прибрала разбросанные одежки и подошла к окну. Хлопотливый день был окончен. Хороший получился день, Лена была довольна собой.

Впрочем, было сегодня одно неприятное, что вдруг вспомнилось только сейчас и кольнуло, как заноза, которую не вынули сразу: разговор с мамой на крыльце.

Лена села к окну и положила подбородок на руки.

«А что, если пойти завтра на огород с ребятишками? Бобка может даже помочь, да и Кук тоже… будет относить траву. А Коленьку посадим в тени у забора, и он будет гулять. Так и сделаю, — думала Лена. — Прополю завтра морковь и лук. А потом прополю какую-нибудь Марусину грядку… И почему Марусину грядку веселее полоть, чем свою? Потому что не обязательно. А свою — обязательно».

Мимо окна проехал дедушка Николай. Белоглазка без понуканий трусила к скотному двору, зная, что трудовой день окончен.

Все-таки молодец старушка! Сколько обязательных дел приходится на ее долю.

И дедушка Николай — ему бы давно на печке лежать, а когда-то он еще вернется к своей бабке!

Васенька Мышкин прошел мимо с охапкой сена, устало наморщив маленький лоб. И ему Лена посочувствовала.

Вечер был тихий и ясный, хотелось быть доброй и пожалеть всех. Даже Витька, неистово загоняющий в сарай запоздалого куренка, не вызвал в ней привычного раздражения.

Даже завод, освещенный розоватым вечерним светом, показался не таким скучным, как всегда.

У стены справа зашуршала трава.

К окну подошла мама и заглянула в темную уже комнату.

— Ну, как твои подначальные? Спят?

— Спят, — ответила Лена.

— Когда будешь ложиться, не забудь закрыть окно, а дверь на задвижку запри.

Мама говорила про задвижку, но Лена прекрасно слышала за этими словами другие слова:

«Я на тебя не сержусь, дочка, я знаю, что ты у меня хорошая!»

Лена ответила:

— Запру, запру. Посмотри, как они смешно спят.

И мама прекрасно поняла, что Лена хотела сказать:

«Я тебя люблю, ты лучшая из всех мам!»

— Может быть, мне к вам прийти для компании? Не страшно тебе, Лена, будет одной?

— Конечно, страшно! То-то и хорошо!

Мама улыбнулась:

— Ну, спокойной ночи!

Лена вытянулась из окна и поцеловала маму сверху.

— Спокойной ночи!

Потом сказала совсем тихо:

— Мамочка, я завтра все-все сделаю!

Мамины шаги прошуршали, удаляясь.

Слева по дорожке, обнявшись, подходили Томочка и Зина.

— Лена, не спишь?

— Нет еще.

— Мы тоже к тебе ночевать придем, — сказала Томочка. — Мы все на Марусиной кровати поперек поместимся. Интересно-то как будет!..

Еще бы не интересно!..

— Нет, — сказала Лена решительно. — Мне одной таинственнее. И потом здесь вполне одного человека хватит. Мне уже Саша говорил, что у нас в детском саду были слишком раздуты штаты. А вы в другой раз. Занимайтесь пока своими домашними делами. А то мы проболтаем, не скоро ляжем, — опять Зинка проспит, и ее папа без завтрака останется.

Девочки отошли от окна. Небо становилось темно-синим, как-то вдруг вспыхнули и замерцали на небе звезды. В особенности одна была яркая, она казалась приткнутой к острой верхушке далекой елочки, как новогоднее украшение.

На дороге зафыркал и затарахтел грузовик.

Лене вспомнилась морозная бесснежная ноябрьская ночь.

Вот так же заработал где-то вдалеке мотор — трактор или грузовик, а они с Томочкой решили, что это немецкие танки прорвались и идут к заводу.

Ничего невероятного в этом тогда не было, говорили, что фронт был в каких-нибудь ста километрах.

А теперь немецкие танки далеко, не пустили их сюда и к Москве не пустили.

Тарахтит грузовик, везет сушеную картошку для армии. Папа писал, что она вкусная… с салом…

Значит, все-таки нужен завод, хотя и неинтересный.