Льюис Кэрролл - Сильвия и Бруно

— В самый раз! То что надо! — отозвался я (мысленно добавив «хотя на самом деле — ничего общего!»). — А что сталось с гувернанткой?

— Она исчезла! — преспокойно отвечал Бруно.

— Что же, выходит, она — такое же эфирное создание, как вы с Сильвией?

— И да и нет. Ее, оказывается, нельзя трогать. Если вы наткнетесь на нее, вам будет плохо!

— Я думала, вы сами это заметите, — проговорила Сильвия. — Дело в том, что Бруно не нарочно толкнул ее, она ударилась о телеграфный столб и разбилась на две половинки. Но вы, видно, смотрели в другую сторону.

Я понял, что упустил поразительное событие: еще бы, проглядеть, как гувернантка разбилась «на две половинки»! Такое можно увидеть только раз в жизни!

— А когда вы догадались, что это Сильвия? — спросил Бруно.

— Сразу, как только она стала Сильвией, — отвечал я. — И как же вы справились с гувернанткой?

— Это все Бруно, — проговорила Сильвия. — Он прозвал ее Плизз.

— И как же ты сделал Плизз?

— О, Профессор научил меня, — важно отвечал Бруно. — Набираешь в грудь побольше воздуха…

— Ах, Бруно! — укоризненно заметила Сильвия. — Профессор ведь просил никому не рассказывать!

— Но кто же мог дать ей голос? — спросил я.

— Боюсь, это слишком затруднит вас, сэр! По ровному она вполне дойдет и сама!

Я удивленно поглядел по сторонам, пытаясь понять, кто же это мог сказать. Бруно лукаво покосился на меня.

— Я, кто же еще! — победно объявил он своим обычным голосом.

— Э, да она и впрямь отлично ходит по ровному, — заметил я. — И мне кажется, я и был тем самым Ровным.

Тем временем мы подошли к Дворцу.

— Здесь живут мои друзья, — сказал я. — Хотите зайти к ним на чашечку чая?

Бруно так и подпрыгнул от радости, а Сильвия вежливо согласилась:

— Да, пожалуй. Ты ведь не прочь выпить чаю, Бруно, верно? Он забыл вкус чая с тех самых пор, — пояснила она, обращаясь ко мне, — как мы покинули Чужестранию.

— Да и там мы не пили хорошего чая! — воскликнул Бруно. — Вечно он был жидким, как вода!

Глава двадцатая

ЛЕГКО ПРИХОДИТ — ЛЕГКО И УХОДИТ

Леди Мюриэл приветливо улыбнулась нам, но ей все же не удалось скрыть тень удивления, мелькнувшую в ее улыбке при виде моих спутников.

Я представил их ей в полном соответствии с этикетом:

— Это Сильвия, леди Мюриэл. А это — Бруно.

— Это фамилии. А как их зовут по имени? — спросила она; глаза у нее так и сверкали.

— Видите ли, — отвечал я, — это и есть имена.

Она засмеялась, очевидно думая, что я собираюсь подшутить над ней, и принялась целовать детей — приветствие, на которое Бруно с готовностью подставил щечки, а Сильвия отвечала таким же нежным поцелуем.

Пока леди Мюриэл и Артур (который успел приехать раньше меня) подали детям чай и печенье, я попытался заговорить с Графом, но тот почему-то был безучастным и весьма рассеянным, так что мои попытки не увенчались особым успехом. Наконец его неожиданный вопрос объяснил мне причину столь странной нелюбезности.

— He позволите ли взглянуть на ваш букет?

— О, сделайте одолжение! — отвечал я, протягивая ему букет. Насколько мне было известно, любимым занятием хозяина была ботаника, а цветы казались мне такими загадочными и таинственными, и я ужасно хотел услышать мнение знатока о них.

Увы, растерянность Графа не исчезла и тогда, когда он взял букет в руки. Наоборот, разглядывая его со всех сторон, он был просто поражен, и его волнение с каждой минутой становилось все сильней и сильней.

— Ну, эти наверняка из Центральной Индии! — проговорил он, откладывая часть цветов в сторону. — А эти — огромная редкость даже там; я никогда и нигде не видел ничего подобного… Эти два — из Мексики, а этот… — Он с нетерпением схватил цветок и поднес его к окну; лицо его так и горело от волнения. — …Я почти уверен, но на всякий случай у меня здесь под рукой Ботанический справочник по растениям Индии… — С этими словами он взял с полки огромный том и принялся дрожащими пальцами перелистывать страницы. — Да, так и есть! Точь-в-точь, верно? Это цветок анчара, который обычно растет только в непроходимых джунглях. Любопытно, что цветок, едва распустившись, вянет и меняет цвет настолько быстро, что его невозможно донести хотя бы до опушки леса. А этот в полной красе! Скажите пожалуйста: где вы раздобыли эти сокровища? — с жадным интересом обратился он ко мне.

Я взглянул на Сильвию; та, не проронив ни слова, приложила пальчик к губам, а затем, поманив Бруно за собой, выбежала в сад. Я нежданно-негаданно очутился в положении защитника, который вдруг лишился двух самых главных свидетелей.

— Позвольте преподнести вам цветы! — наконец (на худой конец) проговорил я, чтобы хоть как-то выйти из неловкого положения. — Вы ведь разбираетесь в них куда лучше, чем я!

— Весьма признателен вам за подарок! Однако вы еще не рассказали мне… — начал было Граф, но в этот момент, к огромному моему облегчению, наш разговор прервался, ибо появился Эрик Линдон.

Артура, насколько я заметил, появление этого гостя вовсе не обрадовало. Его лицо сразу же помрачнело, и он, немного отодвинувшись на своем кресле, более уже не принимал участия в разговоре, который поддерживали теперь леди Мюриэл и ее смазливый кузен. Они обсуждали какие-то новые ноты, которые только что привезли из Лондона.

— Ну, спой хоть эту! — умоляюще проговорил кузен. — Мелодия здесь как будто совсем простенькая, а слова как нельзя более подходят к случаю.

— Значит, это нечто вроде:

Вечерний чайСулит нам рай!Так закипай,Вечерний чай! —

засмеялась леди Мюриэл и, усевшись за фортепьяно, взяла несколько аккордов.

— Не совсем: это скорее из серии «Только с тобой я счастлива в жизни земной!» Здесь говорится о разлученных влюбленных: он бороздит морские пучины, а она ждет его и печалится.

— Ну, тогда это и вправду подходит! — насмешливо бросила она, кладя перед собой ноты на пюпитр. — Так, значит, мне предстоит страдать? Но о ком, позвольте узнать?

Она дважды проиграла мелодию: сперва в быстром темпе, затем — в медленном и, наконец, спела всю песню целиком с той непринужденной легкостью, которая так удивительно шла ей:

По трапу гордо он сбежал,     Прославленный моряк,И руку девичью пожал     Небрежно, просто так.«Он слишком горд! — Печаль и грусть     На сердце ей легли. —Чтоб помнить о таких, как я,     В неведомой дали!»

«Привез тебе из-за морей     Бесценный жемчуг я:Пусть всех затмит красой своей     Любимая моя!»Она взяла — и из очей     Слезинки потекли:«Он думал, думал обо мне     В неведомой дали!»

Корабль на запад улетел     На крыльях парусов.Она ж — одна: ее удел     Печален и суров.Но вместо слез ее глаза     Сияньем расцвели:«Он помнит, помнит обо мне     В неведомой дали!»

Девятый вал меж нами встал,     Но нам не страшен ад;И до конца верны сердца:     Они любовь хранят.Морячка, знаю я, всегда,     Пускай года прошли,Вздохнет: «Он не забыл меня     В неведомой дали!»

Выражение неудовольствия, появившееся было на лице Артура, когда молодой капитан так небрежно заговорил о любви, постепенно улетучилось, пока мой друг слушал песню, а под конец он даже заулыбался. Однако его физиономия опять помрачнела, когда Эрик с улыбкой заметил:

— А вам не кажется, что на мелодию лучше ложится не «морячка», а «офицерша»?

— Почему бы и нет! — весело отозвалась леди Мюриэл. — Офицеры, моряки, лудильщики, портные… боже, сколько всяких умных слов, которые тоже отлично ложатся на мелодию! Знаете, а на мой взгляд, лучше всего звучит «лудильщица»! Как по-вашему, а?

Чтобы спасти бедного Артура от новых страданий, я собрался было увести его, но Граф, видя, что я встал, опять повторил ужасно занимавший его вопрос о цветах:

— Но вы же еще не….

— Нет-нет, я уже напился чаю, благодарю вас! — поспешно прервал я его. — А сейчас нам пора домой. Приятного вечера, леди Мюриэл! — Мы с Артуром откланялись и вышли, а Граф тем временем был поглощен изучением таинственного букета.

Леди Мюриэл проводила нас до дверей.

— Право, лучшего подарка моему отцу просто невозможно придумать! — с сердечной теплотой сказала она. — Он просто без ума от ботаники. Боюсь, что я плохо разбираюсь в теории этой почтенной науки, но стараюсь поддерживать его Hortus Siccus[10] в полном порядке. Теперь мне придется запастись большими листами папиросной бумаги и засушить для него эти новые сокровища, пока они еще не завяли.