Николай Наволочкин - Кто главный в огороде?

А! Вот в чём дело! Фьют завёл себе подружку, а Фьють свистит ему: «Зря радуешься, вот придёт хозяйка — бабушка полудница и скосит твою крапиву. Надоела ей эта крапива хуже горькой редьки, я же тебя с подругой к себе не пущу.

«Фью-фью!» — у них, у кузнечиков, означает «Вот так!».

Ну, что тут делать! Успокоила Акуля кузнечиков. Пообещала, что не станет трогать крапиву — пусть растет, хотя и собиралась её повыдёргивать. Растолковала всё это кузнечикам, правда, не видела их, зелёненьких, в зелёной траве, растолковала и направилась проведать свёклу. Давно с ней не беседовала. Только полудницу тут же остановили помидоры:

— Полюбуйся, Акуля, сколько нас уродилось! А хозяева не едут. Хоть бы ты порадовалась.

— Попробуй, Акуля, попробуй, какие мы вкусные. Сорви хоть один у меня.

— Нет, мой, — обиделся соседний куст. — Мои вкуснее.

Похвалила полудница всю помидорную грядку. Сорвала самый красный помидорчик. Он и правда был сладкий. Пообещала, что еще один помидор к ужину сорвёт, но с другого куста, и зашагала дальше. Тут её пугало Игнат окликает:

— И нет тебя, и нет. Я уже думал, что ты, как пожилая сорока, на юг укатила. Воробьи тут прилетали иргу доклевать, так рассказывали, что ты на велосипеде раскатываешь. «Это она уедет от нас, — щебетали, — уедет, как сорока Мима улетела».

Успокоила Акуля Игната, что в тёплые края она не собирается, а вот к лешаку как-нибудь съездит. Проведает Спиридона.

— Ну, от меня ему привет! А встретишь зайца Тишку, скажи, если появится у нас в саду, я его сразу прогоню, а то опять яблоньку грызть будет.

Посмотрела Акуля, как спеет клубника. Прополола её немного. И — скажем вам по секрету — губы клубникой подкрасила. Это Лида её научила. «Так, — сказала, — все женщины с нашей улицы делают, чтобы красивее быть. И ты, Акуля, сразу похорошеешь».

Ну вот наконец и свёкла.

— Здравствуйте вам! — обрадовалась она. — Совсем ты меня, Акуля, забыла. Раньше говорила: «Красавица ты наша», а теперь то репку тянешь-потянешь, вытянуть не можешь, то клубничку пропалываешь.

— Так везде у меня дела, везде заботы…

— А ты знаешь, Акулина, что я не только красавица, а из меня и сахар делают?!

— Да что ты! — удивилась полудница. — Настоящий сахар? А я и не слышала.

— Про это Лиде в школе говорили. А то все только и твердят: «Репка блондинка. Репка пугалу Игнату нравится». Ну и пусть нравится, зато из меня сахар делают!

— Ой, как интересно! — воскликнула Акуля. — Пойду всем расскажу — и тыкве, и кабачкам. Пусть знают. А горошек-то наш как за ночь похорошел! Тоже расскажу.

И побежала полудница по огороду, а сама думала: «Обязательно надо съездить к Спиридону. Столько новостей, и все хорошие. Жалко, что когда пожилая сорока в командировку на юг улетала, не знала она, что из нашей свёклы сахар делают, не видела, что я уже на велике катаюсь, а главное — с дедом Юрием помирилась! Всё это и рассказала бы в тёплых странах. Они же там ничегошеньки не знают».

Весточка от пожилой сороки

Долго прощалась Мима со всеми знакомыми, но наконец простилась. Простилась и улетела. Конечно, не сразу в далёкие страны, а сначала за огороды, на соседнюю улицу. Решила пока там и пожить. Вдруг тёплые страны как раз здесь и находятся.

Петуха деда Кукаренко она сразу нашла, хотя и не искала, а просто летела вдоль улицы. Вдруг слышит, петух кричит не «кукареку!», а «Ку-ка-ренко!».

Голос этого петуха она и раньше слышала. Дом его хозяина стоял не так уж далеко от её родной улицы. Поэтому ему и передавал привет заполошный петух. А петух голосил:

— Ку-ка-ренко! Чего в избе расселся? Бабка твоя давно в огороде картошку окучивает…

Подлетела сорока, смотрит: у петуха не хватает двух перьев в хвосте. Двух самых красивых. Значит, это он и есть — петух деда Кукаренко.

Застрекотала сорока. Рассказала петуху, что принесла ему привет. А сам сосед её, который привет передавал, как-нибудь забежит к нему, чтобы додраться. Прошлый раз по-настоящему подраться им помешала бабка Кукаренчиха.

— Скажи ему, чтобы побыстрее приходил! — обрадовался петух деда Кукаренко. — Уж я ему покажу! Ну и привет передать не забудь.

— Здесь что, уже юг? — спросила пожилая сорока.

— Какой юг? — не понял петух.

— Ну тёплые страны, откуда скворцы прилетают.

— Да и у нас жарища бывает, что даже не хочется клюв из тени высовывать. А откуда скворцы прилетают, ты вон у них спроси, у скворцов. Они в скворечниках на черёмухе в том конце улицы живут. В общем, прощай! Некогда мне с тобой разговоры говорить. Надо хозяина в огород выгонять.

Не понравился пожилой сороке петух деда Кукаренко. Невежливый. Она ему привет принесла. Сообщила, что заполошный петух в гости к нему собирается, чтобы додраться. Радоваться надо, а ему, видите ли, некогда с ней разговоры говорить. И Мима не стала с ним прощаться, а полетела в другой конец улицы, туда, где жили скворцы.

Улица вроде бы была как улица. Брели по ней вдоль забора козы. Высматривали, в какой огород забраться. Воробьи скакали возле лужи. Но это были незнакомые воробьи. Не знали они, что её зовут Мимой, и не чирикали: «Вон Мима куда-то летит!»

Стояло в чьём-то огороде пугало. Но разве сравнишь его с пугалом Игнатом! Тот, с её улицы, как известно, франт. И рубаха у него чистая, выглаженная, с новой заплатой, и соломенную шляпу птицы не растащили по гнёздам. А этот стоит неухоженный какой-то. Будто зашёл в огород пустые бутылки собирать. Его самого из огорода погнать надо, а то придумали: птиц с жимолости отгонять поставили.

На скамейках возле домов никто не сидел. И сколько рядом ни летай — никаких новостей не услышишь, как, бывало, возле скамейки деда Юрия.

У черёмухи в конце улицы в двух скворечниках жили скворцы.

— Это здесь тёплые страны? — сев на ветку, спросила у скворцов Мима.

— Ничего у тебя не выйдет! — защебетали они. — Скворечники эти наши. Мы сюда второй год прилетаем. Каждую весну воробьев из них выгоняем.

— Надоели, надоели, ох как надоели! — объявил сороке прилетевший из рощи ещё один скворец. — А тут вот ты объявилась.

И надо же, из скворечника, у которого он уселся, закудахтала курица. Мима даже испугалась: как это курица в него забралась и что ей там делать?

— Не нужен мне скворечник, — стала успокаивать скворцов сорока. — Я на юг лечу, в отпуск. Вот и думала, что уже здесь тёплые страны.

Скворцы, убедившись, что сорока отбирать у них скворечник не собирается, а нужен ей какой-то юг, вспорхнули с черёмухи и полетели искать корм своим птенцам-скворчатам. Все разлетелись, только один остался. Тоже пожилой, как и наша сорока. Это из его скворечника кудахтала курица.

— Ты нас подожди, — посоветовал он. — Когда мы в тёплые края полетим, и ты с нами отправишься. — И закудахтал по-куриному. Догадалась Мима, что не курица в скворечнике сидела, а скворец от нечего делать кудахтал.

Спросила у него сорока: куда, в какую сторону они полетят?

— Вон туда, на полдень, как раз где сейчас солнышко, — сообщил скворец.

«И чего это я буду их ожидать, — подумала сорока. — Переночую здесь, а уж завтра отправлюсь дальше». И чтобы не скучно было, полетела она к усадьбе деда Кукаренко.

Сам Кукаренко как раз окучивал картофель, а со двора его звал уже не петух, а сама хозяйка:

— Дед, а дед! Хватит тебе по жаре маяться! Иди, руки помой, обедать будем.

Ушел дед, а Мима полетела в огород, на его грядку, тоже перекусить. Червячка съела, которого дед Кукаренко откопал, букашку, жучка, паучка, а уж потом уселась на ветку возле курятника, чтобы послушать, о чем будет кукарекать петух. А петух вспомнил, что им, петухам, кукарекать полагается не днём, в жару, как сейчас, а по утрам. А то закукарекаешь, солнышко тебя услышит и опять за озеро спрячется, и все, кто встал, снова в постель заберутся.

Не удержалась сорока, спросила у петуха, что за курица в скворечнике живёт? Спросила, хотя уже и сама догадывалась.

— Да это скворец так кудахчет. Кудахчет — это ничего, а то начнёт скрипеть, как будто пилой пилит. Скворцы, они любят других передразнивать.

Сообщил это петух и убежал к своим курицам. Надоело сороке одной сидеть, полетела она над огородами, над улицей. Увидела, как в соседний лесок пролетели две вороны, те самые, что бабушке Акуле письма от лешака Спиридона приносили. «Вот и я утром туда за ними отправлюсь», — решила сорока. А воробьи, те, что всё ещё порхали возле лужицы, откуда-то узнали, как её зовут, и защебетали:

— Опять сорока Мима куда-то пролетела. Опять.

Ночь сорока провела на ветке, а утром, когда петух без двух перьев в хвосте закукарекал: «Ку-ка-ренко! Поднимайся, Кукаренко!» — полетела через лесок искать тёплые края, или юг, а может быть, тёплые страны. Ей было всё равно. Летит, а навстречу ей вороны.

Вообще-то вороны не дружат с сороками, а тут увидели путешественницу, удивились и даже обрадовались. У них, у воронушек, уже и Быня про неё спрашивал: «Не видали ли её? Не встречали где?» Бабушка Акулина интересовалась и другие сороки — тоже. Принялись и вороны Миму расспрашивать: не надоело ли ей по чужим улицам да рощам скитаться и когда в своё гнездо вернуться собирается?