Буря магии и пепла - Майрена Руис

заполнила ею тело Джеймса, начиная с онемевших пальцев ног, поднимаясь вверх и закончив холодными руками. Я наполнила его магией и кровью, заставляя их циркулировать внутри, возвращая цвет его щекам и силу его легким.

Лютер, истощенный, сел на пятки, но я не останавливалась. Я продолжала отдавать Джеймсу нашу магию и свою кровь и наконец добралась до раны на его животе, исцеляя разорванные вены, восстанавливая мышцы и соединяя между собой кусочки кожи.

Когда рана зажила и на ее месте остался лишь красноватый след, я без сил упала на Лютера, который тоже оперся на мое плечо.

– Айлин, тебе нужно залечить порез.

Я посмотрела на свою руку, из которой все еще капала кровь. Перед глазами все поплыло, но я покачала головой.

– Я не могу тебя исцелить, ты должна сделать это сама.

– У меня не осталось сил, – пробормотала я. – Залечи сам.

– Ты имеешь в виду?..

Я кивнула, прижавшись к его груди:

– Залечи порез.

Он не колебался и не спорил. Собрав остатки своей магии, он преобразовал ее, заставив рану затянуться, и на моей руке остался лишь длинный тонкий шрам.

Я вздохнула, и, когда наша магия наконец начала понемногу восстанавливаться, Лютер обнял меня. Мы долго сидели, чувствуя, как наши сердца бьются в одном ритме, в абсолютный унисон.

– Я нашел тебя, – наконец сказал Лютер.

* * *

Я попыталась развязать корсет, но мои пальцы онемели и дрожали. Лютер помог мне ослабить шнуровку, и я наконец смогла его снять, вздохнув с облегчением. Я не знала, что делать с ним, но, увидев рядом с Сарой свой залитый кровью пиджак, просто отбросила его в сторону.

Лютер наклонился над Джеймсом, откинул прядь влажных волос с его лба и ласково погладил по щеке. Веки Джеймса дрогнули, но глаза по-прежнему оставались закрытыми.

– Мне нужно знать, что случилось, – пробормотала я. – Ты можешь это сделать? Ты можешь вернуть мне память?

Лютер посмотрел на меня с опаской:

– Я никогда не…

Он не мог даже произнести эти слова.

– Я знаю. Но это с моего разрешения, так что не считается, верно? И я чувствую… чувствую, что мне не хватает времени, – сказала я, схватившись за лоб. – Я просто не могу это видеть.

Лютер сглотнул слюну и кивнул, приложив руки к моим вискам:

– Закрой глаза и сосредоточься на часах, которые ты не помнишь.

Я послушалась и подумала о той черной дыре, образовавшейся в моем разуме, об этом отсутствующем фрагменте. Я ощутила, как магия Лютера проникает в мои мысли, вторгается в меня, и почувствовала его неуверенность. Я положила свои руки поверх его, помогая ему, и его магия начала бороться с заклинанием Микке, разрушая стену, отделявшую меня от моих воспоминаний.

Это оказалось намного проще, чем я ожидала. Как будто это было чем-то естественным. Почувствовав, как поток воспоминаний захлестывает меня, я отвернулась от Лютера, борясь с приступом внезапно нахлынувшей тошноты.

Открыв глаза, я повернулась к нему, но вместо коридора я снова оказалась в подземельях и снова была взаперти.

27

Факелы осветили приближающуюся к моей камере фигуру, и, когда человек подошел достаточно близко, чтобы можно было разглядеть его лицо, я не знала, как реагировать.

Ко мне вплотную стоял Леон Винсент, и я отскочила от решетки – скорее от удивления, чем от испуга.

– Ты в порядке, Айлин? – спросил он, доставая ключи, чтобы открыть замок.

Я недоверчиво нахмурилась и снова шагнула назад. Винсент наконец понял мое отношение и остановился на пороге.

– Меня прислал Мур, – невозмутимо сказал он. – Он сообщил мне, что с тобой что-то случилось, он не знал что, но я подкупил охранников, и они рассказали мне о ситуации с Микке.

Винсент замолчал, давая мне время осмыслить его слова.

– Почему… – Я замялась, не зная, о чем спросить в первую очередь. – Почему он не пришел сам?

– Потому что меня никто не заподозрит. Они не знают, что я уже несколько месяцев помогаю вам, – ответил он с легкой улыбкой, словно речь шла об организации вечеринки, а не революции.

– Как я могу удостовериться, что это не ловушка Микке?

– Я никогда бы не предал твою мать, – с той же легкостью ответил он.

Я смотрела на него с открытым ртом и ничего не понимала.

– Идем со мной, я тебе все объясню по дороге, – сказал он, отступая от входа.

Что мне было терять? Не собиралась же я оставаться в подземелье, ожидая, когда меня начнут пытать или казнят, ведь так? За его пределами у меня, по крайней мере был хоть какой-то шанс.

Я вышла из камеры, продолжая смотреть на Винсента с недоверием.

– Я был бы рад, если бы наш разговор состоялся за чашкой чая и с запасом времени, чтобы я мог рассказать тебе все по порядку, – начал он, когда мы покинули подземелья. – Конечно, так было бы гораздо интереснее, но обстоятельства сложились иначе…

Мы дошли до лестницы, и я пропустила его вперед, хотя понимала, что все равно ничего не смогу предпринять, если это окажется очередной ловушкой.

– Мур знаком со мной целую вечность и знает, что я был влюблен в твою мать, когда мы были молоды. До того как она встретила твоего отца.

Я подняла на него удивленный взгляд и зацепилась носком ботинка за ступеньку, которая располагалась чуть выше остальных. Затем снова молча оглядела лестницу.

– В течение нескольких недель он меня проверял. Ни один из нас не доверял другому, особенно в делах, касающихся тебя, но в конце концов мы поговорили начистоту и я предложил ему свою помощь, чтобы связаться с твоей мамой на Севере.

– Значит, письма твоих рук дело?

Я решила, что настало время перейти с ним на «ты».

– Да. Есть кое-что более могущественное, чем ужас или обожание, которые Микке внушает людям.

– И что же? – спросила я, когда мы добрались до первого этажа.

– Деньги, конечно же. Я начал подкупать всех наемников и охранников, которых только мог. Они даже не подозревали, что я работаю против Микке, большинство из них считали, что я просто хочу быть в курсе всего, прознать ее секреты.

– И куда мы идем?

– В сады. Мур знает, что тебя схватили, и решил действовать до того, как тебя осудят за государственную измену.

– Что?! – воскликнула я, ускорив шаг. – Но… мы ждем…

– Свидетелей, я знаю. Они должны вот-вот прибыть.

– И они тоже твоя заслуга, – проговорила я.

– Неприкосновенность за их преступления и много денег для комфортной жизни в изгнании. От такого предложения очень трудно отказаться.

Продолжая идти быстрым шагом, мы вскоре очутились в садах. День стоял пасмурный, и люди собрались возле сцены. Мы слышали голоса издалека, но не могли разобрать слова.

– Я сделал все возможное, чтобы помочь тебе, – сказал Винсент, не замедляя шага. – Твоя мама заверила меня, что доверяет твоим взглядам, кроме того, ты сама говорила мне, что остаешься с Муром по собственному желанию, так что… Надеюсь, я не ошибся. И тебя не подвел.

Я покраснела, удивившись, что его все еще волновали мои отношения с Лютером.

– Нет, вовсе нет. Это… звучало довольно странно, когда ты сказал, что я могу обратиться к тебе, если мне что-то понадобится, – призналась я, – хотя я и была тебе благодарна. Но в этом не было необходимости. Я… я люблю Лютера.

Произнеся эти слова вслух, я запнулась, почувствовав себя несколько глупо, однако, как мне показалось, это был самый короткий способ все объяснить.

Когда мы подошли к толпе, Винсент повернулся, чтобы посмотреть на меня, и улыбнулся.

– Кто бы мог подумать, что дочь Алисии Тибо в конце концов остановит свой выбор на Муре?

Несмотря на обстоятельства, я не могла не улыбнуться ему в ответ. Мы пробирались вместе сквозь людей, пока наконец не оказались перед пустующей сценой.

Лютер стоял на площади вместе с членами Совета, Микке и моей тетей Андреа. Винсент закрыл меня спиной, не давая им меня увидеть. На секунду Лютер взглянул на нас.

В этот момент выступала Элейн Миррелл, энергично жестикулируя.