Ныряя в синеву небес, не забудь расправить крылья. Том 2 - Ринга Ли

поручения и просьбы, то сейчас даже завтрак готовил спустя рукава, поэтому уже на следующий день забота о еде легла на плечи Лю Синя, которому надоело есть то пересоленную пищу, то коренья вместе с землей.

За обедом, когда Лю Синь попутно читал разложенную на столе книгу, Тан Цзэмин, подперев рукой голову, спросил:

– Когда мы вернемся в Яотин?

– Скоро.

– Когда?

Лю Синь устало вздохнул и посмотрел на него. Тан Цзэмин последние два дня только и делал, что ходил за ним хвостиком, канюча о возвращении в город, словно ни о чем другом думать не мог.

– Я думал, тебе не нравится в Яотине. Ты же говорил, что там воняет.

– Здесь тоже воняет! – фыркнул Тан Цзэмин и сложил руки на груди. – Мне здесь не нравится, я хочу домой!

– Ты можешь вернуться хоть сегодня. Я пошлю с тобой Байлиня, чтобы он доставил письмо господину Чэню. Пусть присмотрит за тобой, пока меня нет.

Тан Цзэмин тут же взвился, хлопнув ладонями о стол и приподнимаясь над ним:

– За мной не нужно присматривать! Я не ребенок!

Лю Синь понизил голос, серьезно глядя на него исподлобья:

– Тогда не веди себя как ребенок и прекрати капризничать.

Он почти сразу опустил взгляд в книгу, не замечая, как Тан Цзэмин стиснул кулаки, глядя на него злыми глазами и поджав губы.

Тан Цзэмин и сам не мог объяснить, почему так рвался обратно в город. Но ему нужно было вернуться в Яотин. Необходимо, будто от этого зависела его жизнь. И в то же время он был не намерен уезжать без Лю Синя. Двойственность ощущений и мыслей разрывала его на части, и все чаще Тан Цзэмину казалось, что кто-то нашептывает ему время от времени по ночам. А этой ночью он даже накричал на Лю Синя, чтобы тот замолчал, полагая, что это он что-то шепчет во сне. Лю Синь и впрямь ворочался, мучаясь от очередного кошмара. Только сегодня Тан Цзэмин не сделал того, что делал каждый раз, пытаясь успокоить его их песней, – он просто выбрался наружу и проспал остаток ночи на холодном крыльце, утащив с собой самое теплое одеяло. В горах было холодно, но злость в груди согревала жгучим огнем, поэтому теплая ткань так и провалялась в ногах до рассвета. Все в последние два дня раздражало Тан Цзэмина так сильно, что ему казалось, будто в него швырнули огромный улей и растревоженные пчелы то и дело кусают его, оставляя зуд, который невозможно было унять.

После обеда Лю Синь подошел к Байлиню, который сыто развалился во дворе, раскинув крылья и что-то клекоча себе под нос. Увидев юношу, он тут же подпрыгнул и заскакал на одном месте. Лю Синь улыбнулся, присаживаясь на одно колено. Немного поиграв с птицей, он сказал:

– Ты должен вернуться к нему.

Байлинь замер, поняв, о ком идет речь, и все его веселье тотчас сошло на нет.

– Ты должен быть рядом со своим человеком и защищать его, ты ведь понимаешь это? – посмотрел он на понурившуюся гарпию. – Отправляйся в город и присматривай за Вэнь-гэ. Если что-нибудь произойдет, дай мне знать. – Лю Синь пригладил перья, торчащие на птичьей макушке.

Байлинь тихо клекотнул, а после внезапно наклонился к своей лапе, к которой всегда был подвязан мешочек. Зарывшись в него клювом, гарпия вытащила маленький сигнальный факел. Лю Синь уже видел его действие на горячих источниках. Небольшое приспособление могло взмыть на несколько десятков чжанов вверх и дать знать гарпии, что Сяо Вэню нужна помощь. Лю Синь улыбнулся, принимая факел, и снова погладил птицу по голове, игнорируя «фырк» за спиной.

– Я тоже дам знать, если что-то случится, – добавил он.

Тан Цзэмин стоял, оперевшись плечом о балку под навесом и наблюдая за ними. Когда Лю Синь ушел, а гарпия, держа в лапах черепаху, готова была взмыть в воздух, Тан Цзэмин подошел к ней и тихо сказал:

– Если Гу Юшэн вернется в город раньше меня, сообщи мне.

Байлинь уставился на него немигающим взглядом, ни соглашаясь, ни отказываясь. Тан Цзэмин рывком схватил птицу за клюв и подтащил к себе.

– Ты меня понял? – понизив голос, спросил он. Байлинь закивал, а затем спешно поднял Шуцзы и улетел прочь.

Тан Цзэмин довольно вздохнул, с улыбкой упирая руки в бока, и направился в библиотеку, чтобы с удовольствием изорвать еще пару-тройку древних трактатов. Отчего-то в последнее время ему особенно сильно нравился звук рвущейся тонкой бумаги, хранящей десятки лет трудов здешних монахов.

Вечером закатное солнце близилось к горизонту, заливая горы огненным сиянием и порождая поистине потрясающий вид. Даже Лю Синь отвлекся от изучения книг и откинулся на балку крыльца, любуясь этой картиной. Последние лучи накрыли бамбуковый лес, отбрасывая длинные тени, а шапка красного солнца просвечивала сквозь стебли и казалась вратами в Небесное царство.

Несмотря на великолепный закат, который никогда не оставлял Тан Цзэмина равнодушным, сейчас все его отношение сводилось к одному простому «фу!». Весь день он слонялся без дела, то отскребая облупившуюся краску с пагодных колонн, то гоняясь за дикими курицами в подлеске, то сбивая стебли бамбука тяжелым молотом, отчего пригорок возле реки облысел еще до вечера. Не найдя больше никакого занятия, он вновь принялся хвостиком ходить за Лю Синем, а когда тот ушел неизвестно куда, все же отыскал его на заднем дворе. Судя по всему, парень скрылся, чтобы в тишине и покое почитать, но Тан Цзэмин, развалившись рядом, то и дело дергал его за руку, глядя сквозь тонкие пальцы и зарывшись носом в ладонь. А когда не увидел реакции от Лю Синя – тот даже глаз на него за все это время не опустил, – то обнажил зубы, тихо зарычав, и, открыв рот, подался ближе к запястью.

– Ай! – потрясенно воскликнул Лю Синь. – Ты чего бросаешься, как собака?

Тан Цзэмин, довольный, что на него наконец обратили внимание, протянул:

– Я хочу есть. Приготовь мне немного риса с рубленой курицей и добавь сычуаньского перца с красным маслом.

Лю Синь растерялся и, потерев запястье, спросил:

– Почему сам не приготовишь?

– Сам ведь сказал, что я ребенок, – усмехнулся Тан Цзэмин, переворачиваясь на живот и болтая ногами в воздухе. – Ты должен заботиться обо мне.

«Ты демоненок», – мысленно выдохнул Лю Синь и почувствовал укол в сердце, словно его проткнули острой иглой. Все верно, он старший, а оказавшись под балующим вниманием Тан Цзэмина, в последние дни совсем расслабился, сгружая все хлопоты на мальчика.