Я ушёл на войну - Константин Ю. Григорьев

Но Юра чувствовал, что уверенности в его голосе нет. С механиком-водителем они служили уже второй год вместе, хорошо изучили друг друга. «Плохие предчувствия у Михалыча, – подумал он, – да и у меня тоже. Хоть командир и называет интуицию антинаучной ересью, но что-то в этом есть».

Полк дислоцировался в низине, но танки не просто стояли в чистом поле, они находились в специальных окопах, укрываясь в земле по башню. В случае чего их можно было использовать как огневые точки.

И вся линия обороны была построена очень продуманно: окопы укреплены деревянными щитами, огневые точки и блиндажи – ещё более надёжно. А всю линию обороны закрывали маскировочные сети.

Этим утром грохот, казалось, стал ещё громче. «Совсем рядом, – подумал Юрий, – километрах в пяти, а то и четырёх. Неужели немец и досюда дошёл?»

Он окинул взглядом бойцов: артиллеристов, миномётчиков, пехотинцев, связистов… Все они вели себя как-то неестественно, нервно вслушиваясь в приближающийся с юго-запада грохот.

Юра подошёл к своему танку. Василий, пользуясь случаем, дремал, а Михалыч зашивал комбинезон.

– Близко гремит что-то, – сказал мальчик механику.

– Есть такое, – кивнул Михалыч и добавил своё любимое: – Всему своё время. Чему быть, того не миновать: надо будет принять бой – примем. И, отложив иглу с ниткой, недовольно пробурчал: – Ну вот, накаркал: лейтенант наш бежит. Дело будет. Сейчас командир нас озадачит.

– По коням, мужики! – с ходу скомандовал Свиридов. – Рота выдвигается вон в тот перелесок. Стоим в засаде, ждём фрица.

– А что, – осторожно спросил Михалыч, – фриц нашу оборону прорвал?

Лейтенант посмотрел на Михалыча, помолчал и медленно, с расстановкой произнёс:

– Просто. Стоим. В засаде. По местам!

Через минуту танк, урча, выполз задним ходом из окопа и тут же рванул к перелеску.

«Началось», – подумал Юрий. Он, как всегда, мало что видел со своего места стрелка. Танк въехал в перелесок, по броне захлестали прутья и ветки; ломая кустарник, поелозил туда-сюда и наконец затих.

Юра, выбравшись из боевой машины, осмотрелся. За деревьями были видны другие танки роты, включая командирский, с башенкой. Все пушки были направлены к просвечивающемуся сквозь деревья и подлесок полю. Такому тихому, мирному, спокойному, как будто война была за тридевять земель. Да, слева всё сильнее громыхало. Но грохот на войне – такой же привычный шум, как писк комара или курлыканье жаворонка в мирное время.

«И вот нашли большое поле: есть разгуляться где на воле! – вспомнил Юрий «Бородино» Лермонтова. – Кстати, а как называется это поле? Наверное, никак. Земля какого-нибудь колхоза – и всё».

– Вьюгин! О чём задумался? – раздался окрик командира. – Маскируем танк, живо!

И тут и там танкисты ломали ветки подлеска, укрывая танки сверху.

– Хватит! – махнул рукой Свиридов, который вместе со всеми занимался маскировкой. И вообще – молодой боец ни разу не видел, чтобы командир танка отлынивал от тяжёлой или грязной работы: чистить пушку, менять сломанные траки гусеницы, рыть окопы… Орать он, правда, был горазд, но что брань – на вороту́ не виснет. «Ремесло крик любит», – вспомнились кем-то сказанные слова. А что такое война? Юрий уже давно понял, что это невероятный труд, где главное – не чьи-то личные достоинства и недостатки, а способность вместе, не прячась за чужими спинами, делать одно дело. Опасное, страшное, смертельное, но только сами, только своими силами…

– Так, мужики, – уже спокойным голосом сказал Свиридов всему экипажу, – дело такое: немцы вот-вот прорвут вторую линию нашей обороны и попрут сюда. Танки, мотопехота. С тыла нас не обойти – склон и овраги, дорога им только здесь, через поле. Боевая задача у нас, как и у всей роты, – выскакивать из леса и бить танки в борт. Ударили – и задним ходом в лес. Перезарядились – и снова на поле. Степаньков, – лейтенант повернулся к заряжающему, – работаем только бронебойными – чтобы были под рукой.

– Есть.

– И вот ещё: у немцев появились новые танки, как их там – «тигры». Здоровые, броня – миллиметров сто, если не больше.

– Ого, – присвистнул Михалыч.

– И пушка длинноствольная, дальнобойная. Короче, опасные звери.

– Надо же, – пожал плечами заряжающий, – ребята говорили про что-то такое, я думал – брешут.

– Как видишь, нет, – покачал головой лейтенант, – прут, заразы. С километра, сволочь, Т-34 раскалывает, как орех. Это я к чему? Самое главное – выбивать «тигры», потому как он один опаснее десяти Т-3 или Т-4. В лоб его не возьмёшь – даже бронебойные снаряды ему как щелбаны, бить надо в борт. Поэтому, Михалыч, не вздумай на «тигра» в лоб переть, лавируй так, чтобы я ему в борт влепил. И вот что – сейчас с Юрием посмотрите проходы к полю, чтобы не застрять нам в самый нужный момент на какой-нибудь коряге. Ты ведь внук лесника? – Свиридов обратился к Юре.

– Так точно.

– Вот и отлично, тебе и карты в руки. А ты, Степаньков, заметил четыре снаряда с боеголовкой в виде катушки?

– Да, – ответил заряжающий, – я сам хотел спросить, да не успел. Что это за чудные́ снаряды такие?

– Новые, подкалиберные. Усиленно-бронебойные. Внутри – вольфрамовый стержень. Такой «тигра» пробьёт. Тоже чтоб под рукой были.

– Есть.

– Командир, а как они выглядят, «тигры» эти? – почесал подбородок Михалыч.

Лейтенант кивнул и достал из планшета листовку с силуэтами танков.

– Вот, комбат раздал для ознакомления. – Свиридов показал на танк с трапециевидной башней и длинной пушкой. – Это «тигр», а это – «пантера». Броня у неё не такая толстая, и пушка калибром поменьше, но тоже опасная зверюга.

– Зоопарк, – хмыкнул Михалыч. – А это что за автобус?

– Автобус, – улыбнулся командир, – похож, правда. Это самоходка «Фердинанд». Пушка у неё мощная, но сама она, говорят, тихоходная, за «пантерами» и «тиграми» не угонится. Так что фон-барона «Фердинанда» мы сегодня вряд ли встретим, но с «кошками», думаю, драться придётся. А они, заразы, кусачие. Всё, мужики, отдыхаем, пока дают. Чую, жарко сегодня будет.

Юра с Михалычем осмотрели возможные выезды к полю – всё в порядке. И с удовольствием разлеглись на сломанных сучьях. Военная жизнь научила вчерашнего школьника ценить любое мгновение тишины, каждую минуту отдыха. «Плох тот солдат, который не спит в свободное время», – вспомнил он слова балагура-артиллериста, с которым как-то разговорился в эшелоне. Провоевав год, Юрий понял, что это совсем не шутка, что способность использовать каждый миг, чтобы перевести дух, – это талант либо умение, которому надо учиться. Вот Василий, заряжающий, эту науку усвоил на пять.

В небе курлыкал жаворонок. Солнце перевалило за полдень. Разливалась дневная жара. Юрий разомлел и задремал.

– Подъём! – услышал он сквозь дрёму голос командира