Родной дом - Нина Александровна Емельянова

— А почему ж ты не прибежишь на ток, Антона проведать? Он у нас работник толковый, — дядя Илья ласково смотрел на Антона, — смекалистая башочка. Быть ему механиком! Семилетку кончит — возьму к себе в мастерские. Как, Антон, хочешь?

— Хочется учиться, Илья Прокопьевич! — Антон даже зажмурился. — Ой, как хочется!

— Ты-то будешь, будешь учиться!

Витька насторожился; в голосе Ильи Прокопьевича, ему показалось, заключался как будто другой смысл: Антон-то будет учиться, он смекалистый, а вот Витька, может быть, и не будет учиться… Витька ленивый, он не то что работать, а и проведать друга не пришел.

— Вот, дядя Илья, вы думаете, я ленивый! Я вовсе не ленивый. — Витьке удивительно легко говорилось под ласковым взглядом внимательного к ребячьим делам человека. — И я потому не прибегал к Антону, что у нас дядя с тетей гостят. Я же их столько лет не видел, может, и еще столько же не увижу.

— Нет, парень, ты не ленивый, разве я говорю что. Помню, как ты за нами полночи проходил по берегу.

— Это когда мы лучили, Антон! — обрадовался воспоминанию Витька. — Знаешь, как было интересно! Мы на старой Светлой лучили: дядя Илья Прокопьевич, папка, дядя Алексей… ну и я с ними был. Понимаешь, Антон, рыба в темной воде, ночью, а глядится, как серебряная…

— Ну, видать, вас не переслушаешь! — Илья Прокопьевич поднялся. — Малинин-то на нас судом грозится за эту ловлю… Ты, Антон, приходи завтра на ток, как всегда.

— Можно и я с ним, дядя Илья?

— Приходи.

И механик пошел вверх по дороге к деревне. Ребята долго видели его большую, мерно шагающую фигуру, потом он повернул в переулок и исчез за избами.

Сумерки сгущались, вода в Светлой стала голубовато-серой, кусты потемнели, вниз по течению пролетел, чиркнув крылышком по воде, кулик-перевозчик. Никого не было у реки, кроме притихших ребят. Они поднялись — пора было идти домой.

— Гляди-ка, — сказал Витька, — как солнце-то на закате озаряет…

И показал на бревенчатую стену старого, заброшенного сарая стоявшего правее на берегу. По бревнам багровый отсвет, он переходил слева направо и обратно, будто его мотало ветром, и то нежно розовел, то как бы потухал…

Витька обернулся назад и вдруг вскочил;

— Пожар! — закричал он громко, но почему-то не услышал своего голоса; Антон же сразу понял и обернулся.

Крыша Поликарповой бани, стоявшей рядом с амбаром, была охвачена пламенем, яркие красные языки вились и плясали по ней… Черный дым как будто пригибал их, но они снова вырывались и, обвитые дымом, уносились вверх, тут же рождаясь снова.

В деревне кто-то закричал пронзительным, тонким голосом:

— Пожа-ар! Гори-им!

Как получилось, что Витька побежал, он не понял — просто оказался бегущим рядом с Антоном. Уже на бегу он разобрал, что кричала растрепанная девчонка; она бежала по дороге от усадьбы Крота, видно не соображая, куда и зачем бежит. На крик ее где-то отозвались голоса, стукнула калитка, загремели ведра… Витька, мгновенно перенесенный внезапным событием из медленно текущей действительности в быстрое движение всего его существа, ни о чем не думал и только подчинялся этому захватывающему движению.

Когда Витька и Антон подбежали по проулку к бане, она уже была охвачена пламенем, и в густеющих сумерках бревна ее, огненные и светлые, на секунду вдруг подергивались багрово-красным и, словно кто раздувал их, с треском, как всегда осина, снова светло вспыхивали. Яркое зарево освещало дом Крота, в окнах отражалось красное пламя. Огонь был страшен…

Антон, обогнув угол забора, вскочил в ворота; туда, во двор, уже бежали люди из соседних домов, кричали и кого-то звали женщины. Витька побежал за Антоном — уж оттуда-то он все увидит! — и успел заметить, как по дороге бежит обратно Илья Прокопьевич.

Из ворот видно было, что баня вся осела, передняя стена ее. где была дверь, развалилась, и огонь вылизывает внутри боковые стены. По широкому, просторному двору мимо Витьки металось несколько женщин, суетившихся без толку; не зная, за что приняться, они кричали, что надо заливать, растаскивать… и еще что-то, чего Витька не разобрал. Шофер машинно-тракторной станции Дегтярев черноволосый широкоплечий парень, схватив багор хотел было столкнуть горящие верхние бревна задней стены в огород, чтобы развалить всю баню, но жар был силен. Он отскочил, опалив лицо, и крепко выругался.

— Из огорода надо, из огорода!.. — кричали ему.

Горела уже прирубленная вплотную к бане избушка куда загоняли на ночь овец. Стена ее была общей с баней, а с левой стороны к избушке примыкал еще и амбар.

Рядом с Витькой и Антоном вдруг оказался Илья Прокопьевич.

— Дрова-то, дрова разбирайте! — закричал он женщинам. — Не видите, что ли?…

Женщины бросились к высокой длинной поленнице березовых дров. Она была сложена от бани почти до крыльца дома и загораживала забор белой плотной стеной Часть ее со стороны бани уже горела жарким пламенем, к ней нельзя было подойти.

— Хозяин где? — крикнул Илья Прокопьевич, помогая Дегтяреву разваливать избушку. — Смотри, как огонь пластает! Из амбара выносить надо, амбар не отстоять.

Ни хозяйки, ни хозяина не было во дворе,

— Поликарп еще в лавке, — сказал Дегтярев, — там у него ревизия идет.

Илья Прокопьевич схватил лежащую у амбара железину, вскочил на ступеньки, поддел железиной под замок, крикнул: «Эх, не приходилось еще в чужие амбары попадать!» — и выворотил пробой.

В ту же минуту в заднем углу избушки глухо рвануло, и целый столб дымного жаркого огня полыхнул по наружной стене амбара… Огонь, сумрачный, коптящий, взметнулся до крыши и легко стал пожирать тонкий сухой тес. На чердаке, амбара вспыхнули сухие березовые веники и наваленный там хлам. В избушке еще раз рвануло. Запахло горящим керосином…

— А, старый черт, сколько же там у него керосина! — выругался дядя Илья.

— Бидоны там у него, да и бочонок еще… — отозвались голоса — Припасал на зиму, а в одночасье сгорит.

— Это бы и отстаивать амбар не надо! — крикнул Дегтярев. — Скопидом… не дай бог какой!

С воплями и причитаниями, задыхаясь, качаясь из стороны в сторону, во двор ввалилась Петровна.

— Ой, беда, беда! — кричала она. — Ой, соседи, амбар спасайте!

Из огорода сосед Поликарпа, Ефим Фотеич, багром уже начал стаскивать тес с крыши амбара.

Антон все время молча стоял около избы и не отводил глаз от догоравшей бани; вдруг он кинулся через двор в открытую дверь амбара, исчез в ней, и сейчас же оттуда вылетела пара новых валенок и шлепнулась посредине двора. Кто-то подхватил ее и отбросил