Кощеевич и война - Алан Григорьев

конечно, возмущался: мол, куда тебя понесло, дуралей? Хватал зубами за рубаху, пытаясь затащить обратно. А когда не вышло, сбегал за Огнеславой, и та наорала на Яромира:

— Сейчас как врежу, и не посмотрю, что больной! А ну марш в кровать!

— Ух, какая ты грозная. Нрав — чистый огонь!

На него кричали, а в ответ почему-то хотелось улыбаться.

Яромир всё-таки вернулся в лазарет, а наутро получил выволочку ещё и от Радмилы:

— Нельзя быть таким безответственным, Мир. Ты прям как дитё малое.

Что тут скажешь? Оставалось только оправдываться:

— Тошно мне, когда другие с лютым врагом бьются, а я нежусь в постели. Хочу сражаться бок о бок с вами!

— Хватит ещё на твою долю сражений. Да и у нас пока затишье. Кощеевич силится, пыжится, а выбить нас из форта не может. Держим оборону. — Радмила пригладила его волосы, как в детстве. — Отдыхай, братец.

— А где Радосвет? Он в форте?

— Нет, в Светелграде. Мне удалось убедить его остаться в столице и довериться нам. Я решила не говорить ему, что ты ранен.

— Это правильно, — просиял Яромир. — У него и без того хватает поводов для беспокойства. И как только тебе удалось убедить его не рваться на передовую?

— О, я была очень настойчивой. Подумала: коли наша матушка Лада из самого царя Ратибора умудрялась верёвки вить, неужто я хуже? — В глазах Радмилы мелькнула хитринка. — Сперва мы с Радосветом даже поругались, он сказал, что видеть меня больше не желает. Но ты же знаешь, он хоть и вспыльчив, но отходчив, а благо Дивьего царства ставит превыше личного.

— И что ты ему сказала? — Яромир приподнялся на локте, не в силах сдержать любопытство, но сестра взяла его за плечи и мягко, но настойчиво уложила обратно на подушки.

— Сказала: выбирай! Хочешь воевать — воюй, но сперва женись и подари Диви наследника. А коли не желаешь жениться, так не смей собою рисковать.

— Так я ему то же самое говорил, — проворчал Яромир. — Почему у тебя вышло, а у меня нет?

— Наверное, ты его мало пристыдил и недостаточно напугал, — усмехнулась сестра. — Я же действовала хитрее. Описала, что будет с Дивьим царством, ежели он помрёт, да так сгустила краски, что он сначала разгневался и ногами затопал, потом впал в печаль и два дня ни с кем не разговаривал, а затем уж смирился.

— Я так не умею… — вздохнул Яромир.

— У тебя много других достоинств. Вот выздоровеешь — ещё покажешь себя. Только дай мне слово, что отныне будешь слушаться целителей.

Яромир упрямо мотнул головой, но возражения застряли в горле, когда Радмила едко добавила:

— А не то всё Радосвету скажу, и он сюда примчится. Царский приказ ты нарушить не осмелишься, но, может, не будем до этого доводить?

Пришлось Яромиру всё-таки дать слово. А давши — держать.

На заре следующего дня его разбудили голоса. Яромир приоткрыл один глаз и увидел возле стола с зельями Веледара — не узнать воеводу даже в полумраке было бы сложно: он почти упирался макушкой в потолок палатки. Других таких в дивьем войске не водилось. Над Веледаром даже подшучивали: совсем чуть-чуть до богатыря не дотянул. Рост, косая сажень в плечах — всё при нём. И силой боги наградили, но всё ж таки не такой, какую в легендах воспевают.

И вот этого здоровяка Огнеслава шёпотом отчитывала:

— Ну чего опять пришёл? Говорила же: не дам я тебе никого. Раненые они. И своего не добьешься, и ребят хороших сгубишь.

— Да, ты талдычишь одно и то же, а время идёт. Когда я уже получу своих воинов обратно? — напирал воевода, скрипя зубами. — Столько возможностей для вылазки упустили!

— У тебя добрых воинов — полон форт.

— А мне нужны эти! Стрелы скоро закончатся, чем обороняться будем? Склянками твоими со стены швыряться? Или, может, сама в атаку пойдёшь, а?

Он нависал над Огнеславой, словно валун над обрывом — вот-вот сорвётся и загрохочет, сметая всё на своём пути, — но та держалась с таким достоинством, что казалось, будто бы это она смотрит на Веледара сверху вниз.

— Ты, воевода, с больной головы на здоровую не перекладывай! Я не учу тебя воевать, а ты не учи меня лечить.

— Мало тебя, видать, за косу в детстве таскали, коли не отучили старшим перечить.

Огнеслава вспыхнула и ядовито процедила сквозь зубы:

— Я хотя бы атаку упырей не проспала.

Воевода дёрнулся, словно от пощёчины. Даже в полутьме было видно, как побагровело его лицо. Яромир аж испугался, как бы тот Огнеславу не прибил за такую дерзость, и уже хотел было вмешаться, как вдруг услышал своё имя.

— Вот рыжая бестия! Ты ей слово, она тебе — десять… Ну хоть братушку Яромира отпусти. У него вона все руки-ноги на месте. — Веледар с превеликим трудом сумел проглотить обиду. А целительница, похоже, не понимала, что ходит по краю.

— Обойдёшься! — фыркнула она, сплетая на груди руки, — Взгляни правде в глаза, воевода: ну какой из него сейчас воин? Хорошо, если не окривеет совсем.

— Подумаешь! Вон дядька Милорад тоже кривой, а каков орёл! И ведь это ты его выходила, умница наша, — Веледар улыбнулся и шагнул ближе, будто собирался обнять целительницу. Похоже, понял, что угрозами своего не добьётся, и решил попробовать лестью.

— Вот и бери дядьку Милорада. — Огнеслава шумно втянула носом воздух, и её палец обвиняюще упёрся в грудь воеводы. — Неужто с самого утра уже выпил?

— Эй! Это ещё вчерашнее не выветрилось!

Яромир тихонько усмехнулся. Надо же, она всё-таки заставила Веледара оправдываться. И между прочим, на том не успокоилась.

— Так, ну-ка в глаза мне посмотри. Сколько дней не спал, признавайся? Четыре?

— Два!

— Не верю. Не нравишься ты мне,