Баллада о Дарси и Расселле - Морган Мэтсон

день, – возразил он, покачав головой. – Не путай.

– Это я знаю, – кивнула я.

Сзади загудели, и мы разом увидели, что зажегся зеленый. Расселл тронулся, а я чуть придвинулась к нему на сиденье без разделителей.

– Просто… мне нужно будет обосноваться в университете, понять, как у нас складывается с Джиллиан. А ты либо тоже начнешь учиться, либо засядешь писать величайший мюзикл во всей американской истории. – По лицу Расселла скользнула улыбка и тут же исчезла. – Начинать что-то новое – нервное занятие.

– И что? – спросил Расселл, перестраиваясь в крайний правый ряд перед съездом на аэропорт. – Все… кончилось? Прямо сейчас?

– Не знаю, – проговорила я несчастным голосом, а у самой сжалось сердце. – Я просто не могу придумать, как в этом случае правильно поступить.

Мне трудно было понять, способна ли я смириться с мыслью, что больше с ним не встречусь и не поговорю. Но при этом меня не покидало ощущение, что, если мы попытаемся растянуть это время – наш единственный день – на недели и месяцы, все разрушится и отравит уже существующие воспоминания. Мне хотелось придумать что-то другое – но я пока не понимала что.

Когда мы отъезжали от дома, Расселл спросил, какой авиакомпанией я лечу – «Джет-Блю». Мы пробирались в лабиринте аэропортовых терминалов, и я уже приготовилась к тому, что он просто высадит меня и уедет. Но он свернул на кратковременную парковку, расположенную прямо напротив терминала.

– Можешь не парковаться. Я просто выскочу.

– Ты же сказала, что хочешь, чтобы тебя проводили, чтобы кто-то погрустил, что ты улетела?

Я улыбнулась, а Расселл нашел свободное место на втором этаже парковки. Легко вытащил из машины мой чемодан на колесиках – я впечатлилась: чемодан был тяжелый. Я попыталась его забрать, но Расселл только улыбнулся и вытянул ручку.

– Можно я еще раз проявлю галантность?

Я кивнула и улыбнулась – не без тени грусти:

– Спасибо.

Мы спустились на лифте в обществе препирающейся парочки и их собачки, а когда вышли и двинулись через дорогу к терминалу, Расселл взял меня за руку.

Стоя там и дожидаясь зеленого сигнала светофора, я вдруг поняла, что это впервые. Мы впервые идем рядом и держимся за руки. Такой простой жест – и такой естественный, ладони будто созданы друг для друга. Я чуть сжала его руку, и тут зажегся зеленый, и мы вместе зашагали по переходу.

Я мимоходом подумала о том, как мы выглядим со стороны. Наверное, как обычная парочка, которая вот-вот попрощается перед вылетом. Вряд ли кто догадается, что мы знакомы-то чуть больше суток. Что очень многое пережили вместе и непонятным образом оказались здесь, в толпе пассажиров – всем им скоро предстоит улететь навстречу приключениям, свадьбам, командировкам, похоронам. Наш сюжет – один из многих.

Мы вместе прошли в автоматическую дверь, и на нас тут же пахнуло кондиционированным воздухом. К счастью, очереди на регистрацию и сдачу багажа оказались не такими уж длинными – и хорошо, потому что я чувствовала: времени у меня в обрез.

Я думала, что тут-то мы с Расселлом и попрощаемся, но он вместе со мной встал в очередь. Когда мы подошли к стойке, он отступил в сторону, а я протянула сотруднице свое удостоверение личности, закинула чемодан на весы.

– Ночной в Кеннеди? – спросила сотрудница – ее пальцы порхали по клавиатуре. – К самому концу регистрации успели.

– Хорошо, что успела, – выдохнула я с облегчением.

– Держите. – Она протянула мне обратно мои права, а с ними посадочный талон. – Посадка через полчаса.

– Спасибо, – сказала я, отходя от стойки.

– Порядок? – уточнил Расселл.

– В последний момент.

– Главное, успели.

Мы секунду постояли – мешая всем – там, где стоять не положено. Когда какой-то тип в спортивном костюме шумно выдохнул, огибая нас с чемоданом, я поняла, что нужно искать другое место.

Я кивнула в сторону очереди на предполетный досмотр – там в темном углу стояло несколько скамеечек, самый подходящий закуток для не очень приятного разговора.

– Вот тебе забавный факт, – сказал Расселл. Улыбнулся, но я чувствовала, как тяжело у него на душе. – В старые времена можно было провожать улетающих до самого выхода на посадку. Здорово было, да?

Я кивнула. Действительно здорово. Мне трудно было себе это представить, но уж лучше поговорить сидя у самого выхода, может, со стаканом сока, зная, что разговор можно не прерывать до объявления посадки и не высчитывать, сколько займет предполетный досмотр и далеко ли бежать до гейта. А может, и нет. Разговор будет непростым в любом месте, и с соком, и без.

– Ты… жалеешь о том, что случилось? – спросил Расселл, глядя на меня: лоб его перерезала морщина.

– Нет, – тут же ответила я, что было чистой правдой. – Нисколечко не жалею. Я никогда не забуду этот день.

– Я тоже, – с печальной улыбкой проговорил Расселл.

– Ты мне действительно совсем небезразличен. И я не хочу, чтобы все закончилось, – сказала я: мне было очень важно, чтобы он меня понял. – Просто мне кажется, бессмысленно даже пытаться растянуть это до бесконечности. Согласен?

– Мне правда нужно решить, чем я буду заниматься в следующем году, – произнес он размеренно. – И хотя внутренний голос твердит, что нам стоит попробовать, все же… – Он потряс головой и судорожно вдохнул.

– Все же что?

– Мне кажется, я должен разобраться в себе, – произнес он неуверенно, будто еще не успел додумать эту мысль до конца. – Я отправил в университет свой мюзикл, прекрасно зная, что он недоработан. Он был у меня не из лучших, поэтому я знал, что так мне не придется думать о том, хорош ли я в сравнении с папой. Очень соблазнительно нырнуть с головой в наши с тобой отношения… Но мне, наверное, нужно сосредоточиться на том, чтобы написать новую вещь. Чтобы изменить то, что мне не нравится в своей жизни, и перестать прятаться от этих перемен.

– Да. – Я посмотрела на его опущенные руки, подумала о том, как естественно лежала моя ладонь в его ладони совсем недавно. Это что, уже в прошлом? И мне больше никогда не взять его за руку? – Мы можем… снова стать только друзьями…

– Что-то у нас не очень получается быть только друзьями.

– Это верно, – ответила я, смеясь. А потом смех умолк, и остались только мы двое, на двух краях неуклонно расширяющейся пропасти.

– Ну, ладно, – сказал Расселл. Кивнул на очередь, которая совершенно некстати удлинилась. – Наверное, тебе пора.

– Да, – сказала я, и горло на этом слове сдавило.

Я прекрасно понимала, что сама все это устроила. Пригласила его в дом, поцеловала, отвела к себе в спальню – и теперь расставаться куда мучительнее.

Я шагнула к Расселлу, он ко мне, крепко прижал к груди. Я тоже его обняла, на миг опустила голову ему на плечо, вдохнула его запах. Он стиснул меня еще крепче, приподнял. Но тут же поставил на место и сделал шаг назад.

– Коннектикут еще прочухает, кто к ним приехал. Им мало не покажется.

– Тому штату, куда решишь поехать ты, тоже, – ответила я. – Неважно куда. Все будет отлично. Я знаю.

Он грустно улыбнулся.

– Удачного полета.

Я кивнула и улыбнулась в ответ, хотя и через силу.

– Спасибо. Конечно. В смысле… я постараюсь. На самом деле от меня тут не многое зависит, но я передам твою просьбу пилоту.

Он рассмеялся, указал на неуютные металлические скамейки:

– Я подожду тут: вдруг тебе что-то понадобится. Всего несколько минут.

Я кивнула, глаза щипало от слез. Мимо, не обращая на нас никакого внимания, проходили люди. Для аэропорта слезливые прощания, видимо, такое же обычное дело, как и бутылки с водой по безбожной цене в семь долларов. На миг в голове всплыла стандартная сцена из моих любимых романтических фильмов: героиня бежит через зал аэропорта. Все всегда кончается бегом по аэропорту, да? Только когда человек уже пошел на посадку, ты вдруг набираешься смелости высказать ему свои чувства.

– Спасибо тебе большое.

Он улыбнулся, коротко кивнул.

– Береги себя, ладно?

– Ты тоже. – Я взяла его руку и сжала, он поднял мою ладонь к губам и поцеловал, не отрывая взгляда от моего лица. Я помедлила еще секунду – рука в его руке, глаза говорят все то,