Круглый год. Сборник. 1974 - С. В. Орлеанская

с большими кармашками и треугольным замком.

... Утро пахло речкой. На пожухлой траве роса кипела разноцветными блёстками. Чан и Сивка стояли возле конюшни и тёрлись мордами, точно будили друг друга. За станцией, у самого леса, словно кто-то по небу размазал жёлтую краску, и она светилась неровно, вперемежку с синими полосами. Через несколько минут Федя стал чувствовать всякие неудобства. Фуражка с блестящим козырьком сжимала виски, портфель, который почти ехал по траве, стал совсем мокрым и бил по ноге, да ещё Нюрка без конца дёргала Федю за руку.

А идти надо было до станции, потом сесть на проходивший пассажирский поезд Москва — Воркута и ехать двадцать минут до Каменки, где находилась школа для детей станционных служащих. По дороге Федя вспомнил, что они с Сёмкой ещё не доделали ракету, которая закопана в огороде деда Дмитрия, и что, наверное, подбитый скворец, которого они с товарищем кормили каждое утро, проснулся, требуя еды.

И Феде так захотелось снова вернуться домой, побежать к Сёмке, что он невольно выдернул свою руку из Нюркиной.

— Не балуй, — по-взрослому сказала Нюра, но Федя уже шёл самостоятельно, думая только о Сёмке и жалея, что домой вернуться нельзя.

Школьников на станции собралось человек пятнадцать, половина из Петровки, откуда их привезли на подводе. Среди них был и Петька, сын дорожного мастера, который тоже впервые шёл в школу. Но подходить к нему было неохота, потому что Петька любит показывать рожи.

Вот и сейчас он снова состроил рожу и спрятался за колонну, и если бы не портфель, который почему-то всё время мешал Феде, то можно было бы запустить в Петьку чем-нибудь.

Зелёный большущий паровоз прошёл рядом, дунул в землю и вздрогнул. Дрожь его передалась всем вагонам, и они остановились.

В вагоне Федя увидел самого настоящего моряка. Он выворачивал карманы и что-то искал. Под лавку закатилась серебряная пуговица. Моряк мельком взглянул на неё и продолжал поиски. Федя подал ему пуговицу, но тот махнул рукой:

— Возьми!

Федя хотел показать пуговицу Нюре, но она оживлённо болтала с подружкой. Тогда он решил обследовать весь вагон. Федя прошёл почти к самому тамбуру и вдруг увидел машину. Он никогда не видел такую машину. Она была плоская, с высокими колёсами, с пригнувшимся шофёром. Её держал мальчик лет шести.

— Дай посмотреть, — сказал Федя.

— Нет! — сказал мальчик и прижал машину к груди.

— Я тебе дам вот что, — сказал Федя и вытащил пуговицу с выпуклым якорем.

Мальчик взял пуговицу и дал машину.

— Это гончая, — сказал мальчик. — У меня и другие есть. Даже экскаватор. Идём покажу.

Федя колебался. Если сказать Нюре — не пустит. А он ведь только на минуточку. И Федя поспешил за мальчиком через тамбурный переход в другой вагон.

Глаза у Феди разбежались. Он брал то одну, то другую игрушку, крутил колёса, и все они чудесно жужжали, трещали, а экскаватор, как жираф, гордо поднимал и опускал шею. Вагон на минуту остановился, а потом снова закачался, двигая игрушки и раскачивая ковш экскаватора.

«Вот бы Сёмке показать, — подумал Федя, — он не поверит...»

Дверь отворилась. Вначале Федя увидел ноги, потом растерянное лицо проводника и за ним Нюру с моряком. Нюрка ревела.

Федя улыбнулся.

— Я здесь, — бодро сказал он.

— Осьминог меня скрути, я же этому беглецу пуговицу давал! — забасил моряк.

Федька поминутно оглядывался: все говорили как будто о нём и не о нём. Каждый винил себя. Только Нюра, размазывая слёзы, повторяла:

— Я маме всё расскажу!

Сердце у Феди заныло. Он понял, что в школу не попадёт, и вспомнил лицо мамы, такое радостное, вспомнил, как она поцеловала его на прощание и легонько толкнула в плечо. Слёзы подступили к самым глазам, но Федя сдержался.

А когда на следующей станции Нюра с Федей сошли с поезда и стояли в полной растерянности, к ним подбежала дежурная.

— Как же это вы, мои миленькие, школу проехали? — распевая каждое слово, говорила она. — Что же мне делать? Начальник поезда просил, чтобы сделала что-нибудь. А что я могу сделать? Как же это вы, мои миленькие?..

Певучий голос дежурной и тонкие берёзки в белых фартучках, которые о чём-то шуршали, напомнили Нюре об учительнице и подружке Насте, которая, наверное, сейчас уже сидит за партой, и Нюра снова расплакалась.

— Не плачь, дочка! Обязательно что-нибудь придумаем, — снова запела дежурная. Она вытащила большой карандаш с красным наконечником и сунула его Нюре. Федю мимоходом погладила по щеке и скрылась в здании вокзала. Через несколько минут она вернулась.

— Вот и решили! Поедете обратно на паровозе... Ты доволен? — наклонилась она к Феде. Он не поверил, но на всякий случай кивнул головой.

Громыхая на стрелках, шипя и лязгая буферами, к станции подходил товарный поезд. Схватив за руки Федю и Нюру, дежурная бежала к паровозу.

— Дядя Степан! — кричала она машинисту. — Выручи детей! Каменку проехали, школу...

— Нашла трамвай, — нахмурился машинист.

— Сегодня первое сентября, Степан Иванович!

Федя не дышал, он боялся пошевелиться, а не то чтобы потрогать колёса паровоза. Он уже хорошо знал, что слова «первое сентября» сегодня волшебные, и напряжённо ждал, что скажет машинист.

— Ладно, пускай лезут, — сказал дядя Степан.

Паровоз тяжело, осуждающе вздохнул и тронулся. Над головой Феди проплыл зелёный сверкающий глаз светофора.

В. Алексеев

ОСЕННИЕ СТИХИ

СЧАСТЛИВОГО ПУТИ

Сегодня первое число,

Сентябрь в календаре,

А солнце светит хоть бы что,

И жарко на дворе.

Ещё не скоро жёлтый лист

Осыплется с берёз.

Ещё не время для дождей,

Но нет и летних гроз.

Сегодня в школах настежь дверь

Распахнута с утра.

Минуло лето. В школы вновь

Шагает детвора.

Рашит Нигмати

ПРАЗДНИК ПЕРВОГО ЗВОНКА

Мы все надели форму школьную,

Идём с букетами в руках,

Идём счастливые, довольные

На праздник Первого звонка.

А мамы, бабушки волнуются,

Нас провожая в первый класс.

Цветы, цветы, цветы на улице,

Цветы у