Немного больше, чем любовь - Женя Онегина

детскую игру в прятки. Но здесь, среди каменных многовековых стен Павел Колбецкий был один, и только он знал, что скрывается за этим одиночеством. Мальчишеская жажда приключений? А может, первая неясная, но такая острая любовь? Желание оказаться на борту пиратского драккара под предводительством Янека или же окунуться в пыльный сумрак архивов и библиотек, как Николай Орлов? Приземленные Колбецкие были далеки от подобных мечтаний: в их семье ценились рационализм и порядок. Но это не мешало матери запоем читать исторические романы, а Пашке – мечтать о море. И тогда юноша понял отчетливо и ясно, что будущее его связано именно с ним – темным, ледяным, непокорным морем. С размеренным рокотом мотора и безмятежностью островов, с ярким солнцем, солеными брызгами и ледяным, пронизывающим до самых костей ветром…

Пашка вздрогнул, пошатнулся от того, что внезапно стало трудно дышать, закружилась голова, а замковые стены давили. Он словно в одно мгновение оказался в узком каменном мешке, потерянный и раздавленный… Юноша обернулся, устало потер глаза и решительно пошел туда, откуда раздавался поставленный голос экскурсовода и неясный гул толпы.

Оказавшись во дворе, он кинулся к поросшему травой крепостному валу. Взобрался наверх, пару раз споткнувшись и чуть не разбив себе колени, и уставился на залив, на красные крыши надвратных башен, на синее небо.

– Пашка! – заорал Елисей, явно обеспокоенный поведением брата.

Где-то совсем рядом мяукнула испуганная кошка. Павел резко оглянулся, оступился и кубарем скатился вниз, в колючие заросли ежевики.

– Живой? – раздалось над его головой.

– Елисей, прекрати! – мягко попросила Агата и обратилась к младшему брату: – Ты как?

– Жить буду… – буркнул Пашка и поднялся, осторожно оценивая повреждения. Их было не так уж и много – расцарапанные руки да глубокая ссадина на лбу. Даже штаны остались целы.

– Матушка нас убьет, – заметил Елисей. – Ты вообще о чем думал, когда на стену лез?

– Отстань, – отмахнулся Пашка. – Надо бы руки обработать.

– И лицо, – подтвердила Агата. – В машине есть аптечка.

– Ну вот еще! – возмутился Елисей, но его никто не слушал.

В машине Агата тщательно обработала раны на руках йодом, а лоб аккуратно промыла водой, заботливо купленной Елисеем в магазинчике неподалеку. В выходные дни аптека в городе не работала. Потом хмурого Павла силком потащили обедать. Настроение было испорчено, хотелось домой. Окутанный заботой Агаты, Пашка совсем расклеился, и даже ехидные реплики старшего брата не вызывали в нем никаких эмоций. А потом юноша посмотрел на сестру, на остывший тыквенный суп в ее тарелке – и ему сделалось очень стыдно. А еще больно. За Агату. И за Елисея, который разрывался между другом и сестрой, тоже.

– А давайте закажем торт, – предложил он.

Агата и Елисей переглянулись.

– Торт? – уточнил брат, смешно приподняв бровь.

– Торт, – подтвердил юноша. – Должен же у них быть небольшой торт?!

– Наверняка, – ответил Елисей и широко улыбнулся.

Торт, как ни странно, нашелся. Слоеный «Наполеон», украшенный сверху свежей садовой малиной. И ежевикой. Елисей коротко хохотнул и, отрезав большой кусок, предложил его сестре.

Агата с сомнения посмотрела на десерт.

– Слабо? – усмехнулся Елисей.

Девушка тяжело вздохнула и взяла десертную вилку…

А после все тревоги отступили. Сразу стало легко и немного наивно. Как в раннем детстве, когда нет хуже беды, чем разбитые коленки. Они хохотали до слез, уминая «Наполеон» и запивая его крепким кофе. Им было хорошо вместе. Так хорошо, что у Паши вдруг защемило в груди от острого счастья. Такого обманчивого. И потому опасного.

Расправившись с тортом, они расплатились за поздний обед, оставив щедрые чаевые, и направились к марине, чтобы вдоль берега вернуться к замку.

Праздничный вечер уже вступал в права. Нарядно одетые туристы и местные жители неторопливо прогуливались по длинному променаду, время от времени нетерпеливо поглядывая на солнце, которое излишне медленно клонилось к закату.

Агата и Елисей о чем-то негромко беседовали. Пашке быстро надоело прислушиваться к их разговору: он не понимал и половины, а потому юноша отстал и не спеша шел за ними, рассматривая пришвартованные в марине яхты, снова и снова возвращаясь в мыслях к морю.

Его присутствие Павел почувствовал сразу, про себя удивляясь, что не заметил пришвартованный у понтона «Флиппер» раньше.

Янек Берг стоял у причала, облокотившись на ограждение, и смотрел на море. На нем были белые легкие брюки и белый трикотажный джемпер с нашивкой в виде якоря на груди. Светлые волосы мужчины были собраны в аккуратный узел на затылке. Берг курил, лениво выпуская в небо узкие струйки сизого дыма. Почему-то Павел сразу понял, что Янек ждет здесь именно их. И ждет довольно давно. Это было заметно в мелочах – в нетерпеливом постукивании пальцев по перилам; по тому, как Берг то и дело прикусывает щеку. Пашка отметил излишне резкие движения и раздраженные взгляды, которые Ян бросал на часы на руке. А потом мужчина обернулся и замер. И мгновение спустя замерла и Агата. Тихо ойкнув, она вцепилась в руку Елисея, и Пашка отметил, как побелели, но тут же залились густым румянцем ее щеки.

Но Ян уже шел им навстречу уверенным широким шагом. Он протянул руку Елисею, кивнул Пашке и произнес, улыбаясь:

– Вот так неожиданная встреча! Юные Колбецкие, все до одного! Павел, почему ты не сказал, что твоя сестра тоже будет на празднике?

– Он говорил, Ян! – раздался с понтона звонкий голос, от которого спина Паши покрылась мурашками, – но ты никогда не слышишь того, что не хочешь слышать, Янек Берг.

– Алька! – закричал Павел радостно и поспешил к подруге.

– Ну вот! – удовлетворенно произнес Ян и продолжил, – раз все собрались, я задам главный вопрос: какие планы на Янову ночь?

– Быть счастливой, – ответила Агата и улыбнулась.

Глава третья

Он почти не изменился.

За те три года, что они не виделись, великолепный Янек Берг заматерел, стал шире в плечах, бесследно исчезла юношеская гибкость, а светлая щетина на щеках стала гуще.

Но Агата узнала его мгновенно, и глупое девичье сердце забилось что было силы, стоило Яну окинуть ее немного насмешливым, но таким знакомым взглядом синих глаз.

– Какие планы на Янову ночь? – спросил он ее, только ее. И Агата ответила первое, что пришло в голову:

– Быть счастливой!

Он расхохотался в ответ.

О приключениях Паши и Янека Берга Агата, конечно же, была наслышана. Но Берг был не тем человеком, чье имя просто так легко звучало за завтраком, и потому подробностей она не спрашивала. Однако девочку Агата узнала сразу. Худая, скуластая, с колючим нахальным взглядом – Алевтина Ильинская оказалась точно такой, как описывала ее тетя Лиза. Дочь капитана береговой охраны была похожа на угловатого, нескладного паренька, а в ее глазах было столько огня, что Агата невольно позавидовала этой невероятной тяге к жизни. Пашка, увидев