Альма. Неотразимая - Тимоте де Фомбель

по двенадцать килограмм, как в сундуках у банкиров, это было бы осуществимо. Но сокровище пока имеет вид носовой фигуры – цельной, окрашенной неаполитанской жёлтой, с прелестными чертами Амелии. Крестьяне вдесятером перетаскивали её в укромное место, на деревянных вальцах. Счетовод не представляет, как он будет извлекать это золото из каменного мешка, где оно лежит, распиливать на части, расплавлять…

Позади него, лежа в ивовом коробе, тем же самым вопросом озабочен Жозеф Март, только он представляет себе сотни мешков с золотыми монетами. За свою жизнь он успел побывать грузчиком в портах, где ворочал тюки с товарами, на собственной спине выносил содержимое трюмов с судов, захваченных Люком де Лерном среди морей, но ещё никогда ему не доводилось в одиночку перетаскивать четыре с половиной тонны чистого золота. Он улыбается, думая о том, чего уже смог добиться: сделать так, чтобы Ангелик привёл его к сокровищу, заполучить в своё распоряжение кучера и карету с шестью лошадьми для поездки и переправки груза. И всё это не потратив ни единого су: исключительно благодаря смекалке и двум подаренным цирюльником-парикмахером билетам в театр.

– У холма с распятием налево! – кричит Ангелик кучеру. – Остановите у платана.

Жозеф чувствует, как карета замедляет ход. Дорога стала ещё ухабистей. Он думает о господине де Суси, который стоит сейчас перед театром, на опустевшей улице. Должно быть, он надушился в пух и прах, а старомодные туфли жмут ему ноги. Наверняка де Суси не видел, как Марколини вышла через дверь для актёров. Вероятно, вся итальянская труппа давно ужинает где-то в городе.

Жозеф прислушивается к шуму.

Ангелик спрыгнул в траву. Он обходит карету. И просит кучера ждать его.

– Долго ждать, сударь?

– Сколько потребуется, – отвечает он. – Ни шагу отсюда.

Ангелик ныряет в темноту ореховой рощицы. Ему послышался за спиной хруст веток. Но здесь он ничего не боится. Он знает эти места с детства: все звуки, все запахи, в любое время года. Сейчас июнь, вешние соки уже пропеклись под солнцем. А по осени от подлеска потянет едва ощутимым ароматом глинтвейна.

Когда он выходит из рощи, впереди встаёт высокая вертикальная тень; она чернее ночи и выше растущих вокруг неё деревьев. Жан Ангелик идёт по некошеной траве в её сторону. Это старая башня, тридцатиметровый донжон посреди развалин. И снова ему чудится шум за спиной. Он оборачивается. Но вряд ли это кучер. На вид тот не из любопытных. Наверняка выплюнул свой табак и спокойно уснул, как все кучеры, на освободившейся скамейке в карете.

Ангелик продолжает путь. Нигде ни огонька. Можно подумать, это место всплыло из глубины веков, где-то между началом тысячелетия и Столетней войной. Только бойницы в башне расширили до окон, когда уже не нужно было через них осыпать врагов стрелами и обливать кипящим маслом. Ангелик стучит в дверь. И ждёт. Внутри зажёгся свет.

– Господин Жан! – восклицают за дверью прежде, чем она отворяется.

– Маринетта? – отзывается Ангелик.

Должно быть, она смотрела в замочную скважину. Наконец она появляется в дверях, на ней передник и деревянные башмаки.

– А где ваша лошадь, господин Жан?

– Кучер ждёт у платана.

– Кто там? – спрашивает из-за её спины мужской голос.

– Это господин Жан. Я разбужу мадам Ангелик.

– Ни в коем случае, – говорит он, входя. – Я не могу остаться на ночь.

Он закрывает дверь и оглядывает пожилую чету, с незапамятных времён несущую здесь караул. На то, что ему предстоит проделать, их рук не хватит.

– Хотите есть? – спрашивает Маринетта.

– Нет.

Она толкает мужа.

– Антонен, сходи к платану, пригласи кучера хотя бы посидеть на кухне.

– Нет, – шепчет Ангелик, – забудьте о нём.

Антонен зажигает факелы. Стены в передней чёрные от копоти; нет ни мебели, ни окон, ни гобеленов. В глубине каменная лестница ведёт куда-то вверх и куда-то вниз, под землю.

– Ваша комната, как всегда, готова, но я должна предупредить госпожу.

– Я же сказал не будить её. Я тороплюсь.

Он разворачивается к Антонену:

– Что там у вас?

– Ничего.

Ангелик видел, как тот несколько раз нагнулся, поднимая что-то бесформенное, лежавшее вдоль стены.

– Что у вас в руках?

Антонен бледнеет, пряча руки за спиной.

– Ничего, господин Жан.

– Покажите ладони.

– У нас тут одна неприятность, – объясняет Маринетта. – Они так и валятся по разным углам.

– Что ещё валится? Подойдите ближе.

Антонен подходит, как провинившийся мальчик.

– Вот, – говорит он.

Ангелик отскакивает.

В руках у Антонена лежат три мёртвые жирные мыши.

– Они так и валятся отовсюду, – повторяет Маринетта, – даже кот подох.

Рукавом Ангелик утирает со лба холодный пот.

– Убери уже руки! – прикрикивает Маринетта на мужа.

Она машет на него, прогоняя.

– Думаешь, господину есть дело до твоих мышей?

Антонен снова прячет руки за спину.

– Не беспокойтесь, – говорит она, – мадам Ангелик ничего не видела. Мы уже неделю собираем их всюду прежде, чем она заметит.

– Потише! – шипит счетовод сквозь зубы.

Он поглядывает на лестницу так, будто за ней спальня людоеда.

– Мне нужны будут парни с фермы Гриза.

– Нынче ночью? – спрашивает Антонен.

– Да, нынче ночью. Но сперва нужно…

Он осекается. Со второго этажа доносится шум.

Маринетта шепчет:

– Можно я хотя бы кучера накормлю?

– Нет.

Антонен спрашивает тихо:

– Я пойду на ферму Гриза за парнями?

– Нет. Позже. Никто никуда не уходит!

Ангелик снимает со стены факел и большими шагами подходит к дальней стене. Стоит неподвижно.

В свете фонаря на верхних ступенях показывается очень старая дама. На плечах у неё шаль, на голове – кружевной чепец.

– Что здесь творится? – спрашивает она.

– Это я, – отвечает Жан Ангелик. – Я не хотел вам мешать.

– Нет, я про это. Что здесь творится?

В её вытянутой руке что-то свисает, будто пучок только выдернутых из грядки луковиц. Ангелик подходит на шаг. Она держит за хвосты несколько мышей.

– Ну? И что это такое? – спрашивает она снова.

– Они мрут по всему дому, госпожа, – отвечает Маринетта. – Я уже говорила господину Жану. Мы не знаем отчего.

Пожилая дама спускается по лестнице. Под шалью на ней полотняная блузка с тонким протёршимся кружевом.

– Вы не поздороваетесь с родной бабушкой? – говорит она, остановившись перед Ангеликом.

Он кланяется и целует протянутую руку.

– Мадам Ангелик, – говорит он.

И тут же выпрямляется. Ухом он задел мышей в другой руке.

– Я не хотел вас будить. Сожалею. У меня совсем нет времени.

Мадам Ангелик разворачивается и кидает мышей к ногам Антонена.

– Найдите, из-за чего они дохнут.

– Я уже всё обыскал.

– Найдите, из-за чего они дохнут. Пока не найдёте, я в постель не лягу. А вы, Маринетта, разогрейте для господина Жана ваш дежурный котелок, он